Но он двигался, передвигал горящие ноги, шевелился. И даже уже лежавшему на каменистой земле, ему казалось, что он идет сквозь боль, в боли и через боль.
— Эй, братан, — Андрей тряс его за плечо. — Братан. Отъезжать еще рано. Встряхнись.
— Я дойду…
— Это потом.
И тут Никитин очнулся полностью. Лежал он во мраке и холоде, вокруг пахло затхлостью. Тогда он протянул руку и коснулся согнутого колена, обтянутого джинсом. Руку его тут же сжала худощавая сильная рука и вложила в ладонь что-то твердое и небольшое, в шуршащей бумаге.
— Что это?
— «Сникерс». Ешь. Больше у меня ничего нет.
— Тогда съешь сам.
— Да ешь ты, умник.
И от этих слов Никитин почувствовал сосущий голод, почувствовал, не смотря на дергающуюся в костях боль.
— Пополам, — неуверенно предложил он.
— Ешь.
— Где мы?
Никитин стал шелестеть обложкой, разрывая ее.
— В пещере. Тут переночуем, а завтра дойдем до какого-нибудь селения. Здесь они на каждом шагу.
— Ты давно здесь? — Никитин откусил батончик и поперхнулся сладкой слюной.
— Ешь молча. Я здесь никогда не был. Так, пролетал только на вертухе.
— Сам-то где обитаешь?
— Легавая жилка заела?
— Нет, не подумай. Не хочешь отвечать, не отвечай.
— Да уж, конечно, не под прессом. Я, братан мой, теперь гражданин государства Силенд, подданный его высочества, князя Роя.
— Ух ты. Это еще что за страна такая?
— Много будешь знать, до старости не доживешь. Есть такая волшебная страна. А вообще-то, вся моя жизнь, как этот Силенд. Вроде и живу, а так, если вдуматься, и нет меня. Пропавший без вести. Или в розыске?
— В розыске.
— Теперь донесешь. Глядишь, новые звезды на погоны попадают.
— Тише, — Никитин дожевал батончик и с усилием сел, прислушиваясь.
— Что такое?
— Вроде, толчок был.
— Да нет. Черт!
Андрей вскочил, метнулся вглубь пещеры, потом — к выходу, замер. Земля ходуном заходила под ногами. Андрей бросился вперед, к выходу, но было уже поздно. С грохотом сверху посыпались камни, закрывая темноту, ночь и звезда, еще более черной, глухой массой.
Андрей отпрянул, закрывая голову руками, снова кинулся, упал, забыв про Никитина, бросился назад. Камень сбил его, он пополз, задыхаясь в пыли, поднялся и снова упал под камнепадом.
Синий свет фонарика лег на камни, скользнул по ним и коснулся человеческой небритой щеки со следами размазанной крови и грязи.
— Костя… — неуверенно прозвучал среди камней голос Андрея. — Ты что… Костя…
Синий свет дрогнул, осветив склеенные кровью волосы, увеличился, приближаясь. Андрей опустился на корточки перед лежавшим.
— Костя…
Он провел рукой по его волосам, лицу и с силой потряс за плечи.
— Не умирай, Костя, слышишь, не умирай. Я же сдохну один, слышишь! Да очнись же! Очнись, очнись!
Он смотрел в полном мраке, стараясь разглядеть хоть что-то, пытался нащупать пульс на шее, всхлипывал, вытирал слезившиеся от пыли глаза и кричал, кричал синему пятну на каменистой стене.
— Я не останусь один, я не могу остаться один. Я же сдохну от одиночества.
Он тряс безвольное тело, тряс, не думая ни о чем другом — только о себе и совершенно пустом мире. Он кричал и тряс обмякшие плечи, пока стон не проник в близкий к безумию рассудок. Тело под руками напряглось и перестало быть податливым.
Тогда Андрей застыл, еще не веря, и широкие ладони Никитина сжали его худые запястья, отводя чужие руки от своих плеч.
— Живой, — пробормотал Андрей, машинально помогая Никитину сесть. — Ну, братан, ну, ты даешь.
Тот застонал, закашлялся, и Андрей тяжело стукнул его по спине.
— Ну и мент. Честно. Сам Загиб Петрович тебя не берет.
Андрей протянул руку и поднял зажигалку.
— А нас завалило.
— Здорово?
— Черт его знает. Сейчас посмотрю.
Андрей осветил завал, подошел, нащупал камни свободной рукой, откатил один, потом другой. Никитин ползком подполз к нему, сдерживая стоны. Андрей повернулся к нему, осветил.
— Здорово же тебя треснуло. Лежал бы себе, — сказал он.
— Я помочь хочу.
— Тогда свети, — Андрей передал ему зажигалку, а сам повернулся к завалу. — Сейчас быстро разберем. На пару-то.
Не понятно было, съехидничал он или просто пошутил. Он больше не оборачивался, царапая руки и обивая пальцы о камни.
Возился он долго, дышать начал тяжело, с усилием.
— Отдохни, — начал Никитин, светя ему старательно. — Слышишь, Андрей. И фонарик выключить надо, а то лампочка перегорит.
— Плевать. У меня еще есть.
— Отдохни, Андрей.
Тот выпрямился, отряхнул руки и сел на камень. По привычке он сунул руки в карман, достал пачку сигарет, и тут только обнаружил, что она пустая.
— Ё-моё. Вот непруха, так непруха, — пробормотал Андрей, в сердцах сминая пачку в комок. Никитин погасил фонарик и на звук услышал, как пачка упала где-то в стороне. — Такие бычки выбрасывал, страх вспомнить.
— Так кто ж знал, — поддержал Никитин.
— В точку. У меня всегда так. Сам не знаю, что со мной случится через полчаса.
— Бывает.
— У меня это по жизни. Ладно, хорош сечь сеансы, пора пахать. Монтер, зажгите свет.
Никитин поневоле засмеялся, сжал зажигалку и включил фонарик. Синий свет скользнул по голове Андрея, высвечивая его лоб и делая похожим на покойника. И уперся в завал.
— Поехали, — Андрей картинно поплевал на ладони и снова взялся за камни.
Трудился он молча и долго, лишь отдуваясь и сплевывая пыль, попадающую в рот.
— Ну что, есть что-нибудь? — не выдержал Никитин, подтягиваясь на локтях.
— Свети, — бросил, как сплюнул, Андрей.
Через какое-то время, он оторвался, налег на камни, отступил в замешательстве, стал озираться, потом шагнул вбок, к осыпавшейся стене, но вернулся и с хода навалился плечом на завал.
— Что там?
Андрей оглянулся на голос Никитина, дико посмотрел на него, щурясь на синий свет и открыл рот. Звуки застыли в горле, и Андрей судорожно сглотнул.
— Там скала, — наконец выдавил он из себя. — Скала, понимаешь?
— Но…
— Скала, слышишь? Скала! Нас завалило скалой, — Андрей в ярости ударил ногой в каменную глыбу.
