За миропомазанием королевы 16 июня последовал торжественный вход короля в Париж
[362]. Начинался он, как и лионский, процессиями представителей разных ремесел и чиновников, а затем последовал большой королевский парад во главе с коннетаблем и двумя маршалами, Жаком де Сент-Андре и Робером де Ла Марком, зятем Дианы. Второй ее зять, Клод де Майенн, обладал привилегией вместе со своим братом Омалем идти подле короля вместе с принцами королевской крови.
Вдоль пути следования королевского кортежа изобиловали символы, напоминавшие об узах, что связывают суверена с народом. Это и галльский Геракл у ворот Сен-Дени, и Юпитер возле фонтана Понсо, и Франция, торжествующая над фавнами перед церковью Сен-Сепюлькр. Разумеется, убранство фонтана, установленного у стены кладбища Невинных младенцев, могло содержать деликатный намек на Диану. Но если античные туники нимф ручьев и напоминали одеяния спутниц богини, приветствовавших двор в Лионе и Риме, то на этом сходство кончалось. На мосту Нотр-Дам фигуры Солнца и Луны — короля и Дианы — сопровождал образ Ириды, посланницы богини Юноны, чей атрибут — радугу — королева Екатерина повелела начертать на своем гербе.
Возможно, парижские эшевены нарочно проявили осмотрительность в воплощении особ королевской триады. Впрочем, на следующий день после торжественного входа короля в столицу тот же путь проделала королева, и в ее свите можно было увидеть Гизов, Монморанси и Диану. Коннетабль скакал верхом рядом с королевской каретой, а Диана — на белой кобылице — в восьмом ряду. Перед ней ехала герцогиня д’Омаль, а следом — «Мадемуазель» Диана Французская. Супруга маршала де Ла Марка, будучи первой фрейлиной королевы, опережала десять дам из знатнейших семейств.
Желание парижан поберечь чувствительность королевы проявилось и в убранстве ристалищ, подготовленных для турниров у дворца Турнель. Королевскую трибуну украшали буква «Н» и двойное «С», хотя всадники въезжали во двор под триумфальной аркой в форме гигантской «Н», усеянной полумесяцами и другими «Н», пересеченными двойными «D».
Вступление в Париж совпало с ужесточением королевской политики. Генрих II решил покончить с протестантами: главным инструментом их преследования стала созданная в Парижском парламенте Огненная палата. Вскоре оправдание виновников водуазской резни барона д’Оппеда и Антуана де Ла Гарда, капитана Полена, ознаменовало окончательный поворот Короны к репрессивной политике, которую поддерживала Диана. Дабы недвусмысленно выразить свое мнение, она участвовала в торжественной процессии 4 июля, завершившей парижские празднества, и присутствовала при поджигании костров, уготованных еретикам. Одним из протестантов, которым предстояло сгореть на глазах короля, был портной, принадлежавший к ее собственному дому. За несколько дней до того Генрих присутствовал при допросе его епископом Маконским Пьером де Шателем. Диана попыталась выступить в защиту своего челядинца и в ответ услышала от него сокрушительную отповедь: «Довольствуйтесь тем, мадам, что отравили всю Францию, но не пытайтесь смешивать яд свой и грязь с такими святыми вещами, как истинная религия и правда Господа Нашего Иисуса Христа». Король не простил оскорбления и предал этого человека суду за преступление против религии. Сохранив мужество до самого конца, портной так и не изменил своей вере. Когда с вершины костра он заметил Генриха II, то вперил в него такой пристальный взгляд, что королю пришлось покинуть окно, откуда он наблюдал за происходящим. Эта сцена настолько смутила монарха, что образ казненного преследовал его повсюду и несколько ночей подряд его терзали кошмары
[363].
Диана отнюдь не проявила подобной чувствительности. Не собиралась она скорбеть и о судьбе несчастного, капитулировавшего перед англичанами, защитника Булони маршала Удара дю Бие: разве не его маршальский жезл унаследовал Клод де Майенн? Дю Бие был приговорен к смерти вместе со своим зятем Жаком де Куси, сеньором де Вервеном. В тот самый момент, 1 июля 1549 года, когда заканчивались празднования в честь торжественного входа короля и королевы в Париж, на рыночной площади бедняге Вервену отрубили голову, которую отвезли в Булонь и насадили на кол, обратив лицом к городу. Тело же разрубили на четыре части и тоже отправили в провинцию Булонне, дабы выставить на укреплениях важнейших городов — Ардра, Корби, Дуллана и Монтрей-сюр-Мер. Дю Бие, к счастью, не казнили
[364]. Вскоре после казни Вервена король узнал, что тот был осужден на основе ложных показаний. Признав истинность новых фактов, монарх повелел освободить дю Бие и вернул сыну Вервена конфискованное у его отца имущество. Эта трагическая судебная ошибка побудила Генриха возобновить осаду Булони и попытаться одержать победу там, где он тщетно сражался, будучи дофином. Победа не только прославила бы его важным свершением, но и доставила бы удовольствие королеве Екатерине, так как графство Булонь в 1477 году уступил Людовику XI один из предков Екатерины Медичи граф Бертран II Овернский в обмен на графство Лораге и пользование «правом сбора» (то есть таможенных сборов, взимаемых в Каркассоне). Королева не забывала о славных булонских корнях, соединявших ее с династией Каролингов и Годфруа Буйонским, а потому могла лишь поддержать намерение Генриха отправиться в поход. Диана же считала, что это дело касается ее лишь в той мере, в какой даст возможность дому Гизов в лице Франсуа д’Омаля стяжать военную славу. Однако она не хотела вкладывать в кампанию деньги и, как мы помним, даже подала в суд на военного инженера, посмевшего рубить деревья в одном из ее лесов для строительства осадной машины. Однако волей-неволей приходилось признать, что король считает это дело неимоверно важным, и ради него королевская армия и ее вожди, Монморанси и Омаль, равно как и флот под командованием кузена королевы Екатерины Леоне Строцци, отважно тратили силы и средства.
Военные операции, проводившиеся с августа 1549-го по весну 1550 года, порой — под непосредственным командованием короля, по счастью, привели к благополучному разрешению
[365]. Англичане согласились на переговоры о возвращении Булони за крупную сумму — 400 тысяч экю, как частичное возмещение займа в 2 миллиона, данного Генрихом VIII Франциску I для уплаты выкупа Карлу V. Кроме того, предполагалось, что Елизавета, старшая дочь Генриха II, выйдет замуж за Эдуарда VI, принеся в приданое 300 тысяч экю и ежегодную выплату еще в 50 тысяч экю.
Мир был подписан 24 марта 1550 года, причем договор включал и Шотландию. Для Генриха II это стало крупным успехом. В обмен на уплату половины оговоренной суммы англичане покинули Булонь 25 апреля. Антуан де Ла Рошпо, брат коннетабля, и его племянник Гаспар де Колиньи приняли ключи от города и крепостей. А вот Франсуа д’Омаль не принимал в этом участия. 17 марта его срочно вызвали в Жуанвиль. Отец Омаля Клод де Гиз умер, хотя ему исполнилось всего 53 года. Франсуа, в свою очередь, получил 12 апреля титул герцога Гиза. Другого великого организатора победы, Монморанси, тоже не было в Булони. Он сопровождал короля в Амьен, где им предстояло ратифицировать договор с англичанами. Генрих II передал 3 апреля заложников, которым предстояло оставаться в Англии до полной уплаты суммы, обещанной их монархом. То были шестеро знатных вельмож: два принца крови — Жан Бурбон, граф Энгьенский, и Луи де Вандом, видам Шартрский; два представителя семейства Монморанси — Франсуа де Монморанси, старший сын коннетабля, и Луи де Ла Тремуй, его зять: наконец, Ла Юнода, сын адмирала д’Аннебо, и Клод де Майенн, зять Дианы, представлявший своего брата Франсуа де Гиза
[366].
