– Ну ладно, спящая красавица, – сказал доктор Аполлон. – Поспала – и хватит. Дай мне руку. А теперь – проснись!
Он повернул ассистентку в вертикальное положение и осторожно опустил ее на сцену.
(– Вон, видел, видел, куда она поставила ногу? Вот туда как раз подпорка и спряталась. Ерунда это все, – с удовлетворением заключил великий специалист по фокусам. – Фокусы.)
– А теперь, друзья, – деловым голосом заговорил волшебник, – я бы попросил вас уделить минутку своего внимания нашему высокоученому лектору профессору Тимошенко.
– Подождите, ребята, не разбегайтесь, – оборвал его конферансье. – Только на этом, сегодняшнем, представлении, по согласованию с Советом Университетов и Департаментом Безопасности вашего прекрасного города, мы предлагаем вот эту новенькую, хрустящую двадцатидолларовую бумажку – абсолютно, заметьте, бесплатно – тому из вас, кто…
Заманчивое предложение перешло в заключительный номер; тем временем подсобники начали складывать хозяйство, готовясь к отъезду. Жилые палатки пока не трогали, их уберут рано утром, прямо перед посадкой на поезд, но все аттракционы нужно было сложить и упаковать заранее.
Триединый конферансье-владелец-управляющий покончил с финалом в темпе вальса, столь же торопливо выпроводил из павильона лохов и тут же вернулся.
– Постой, Смитти, тут дело есть. – Он вытащил из кармана конверт, сунул его волшебнику и добавил: – Слышь, мне самому жутко жаль, но только вы, ребята, не едете с нами в Падуку.
– Я знаю.
– Да ты только не обижайся, тут же ничего такого личного, парень ты хороший, но мне нужно думать о сборах. А тут подвернулись менталисты – они вроде вас, муж и жена. Мысли читают – чистый отпад, а потом предсказывают судьбу, она – по шишкам на голове, по руке и по-всякому, а он – хрустальным шаром. И ты ж помнишь, что я никаких тебе гарантий, что до конца сезона, не давал.
– Помню, – кивнул волшебник. – И я, Тим, совсем не обижаюсь.
– Ну вот и хорошо, вот и слава богу. – Конферансье немного замялся. – Смитти, хочешь я дам тебе хороший совет?
– Я с радостью приму твой совет, – серьезно кивнул волшебник.
– О’кей, значит, так. Фокусы у тебя – зашибись, но фокусы – не единственное, что нужно фокуснику, и даже, пожалуй, не главное. Ты не въезжаешь в профессию. Ну да, ты ведешь себя как настоящий карнавальщик, отличный товарищ – не суешь нос куда не просят, не поливаешь чужие номера, всегда готов помочь. И все равно ты – не карнавальщик. Ну не чувствуешь ты, что нужно лохам, чего они от нас ждут, на что покупаются, не чувствуешь – и все тут. Настоящий волшебник всего-то и сделает, что выудит четвертак из воздуха, – а у всех зрителей уже челюсти поотваливались. Вот эта, скажем, твоя левитация, она ведь лучше, чем у Терстона, я в жизни такого не видел, а лохи смотрят в потолок и зевают. Психологии у тебя нет. Ты вот меня возьми, ведь я даже и тот четвертак из воздуха выудить не могу. У меня нет никакого циркового умения – за исключением одного, самого главного. Я знаю нашего посетителя. Я знаю, чего ему позарез хочется, – даже тогда, когда он сам того не знает. Ты же, сынок, фокусник – а значит, должен быть шоуменом – в не меньшей степени, чем политикан, вешающий своим лохам лапшу на уши, или проповедник, долбящий кулаком по кафедре. Ты сумей понять, чего хочет публика, – и тогда смело можешь даже не вынимать половину своего реквизита из чемодана.
– Думаю, ты прав.
– Ты думаешь – а я точно знаю. Она хочет секса, крови и денег. Крови мы им не даем, но зато даем надежду – а вдруг огнеглотатель ошибется, или там метатель ножей. Мы не даем лоху денег, но зато поощряем его жадность надеждой на легкий выигрыш – ну и, конечно, малость его на этом вычесываем. Секса мы ему тоже не даем – но как ты думаешь, почему семь лохов из десяти покупают билеты на финальный номер? Бабу им хочется посмотреть голую – вот почему. Ну и двадцаточку срубить, если повезет. Мы и тут их нажигаем – и все равно они расходятся вполне удовлетворенные… Кровь, секс, деньги – а что еще? Лоху нужна тайна! Ему хочется думать, что наш мир – таинственное, романтичное место, – хотя, если по правде, ни хрена в мире романтичного не было и нет. Вот этим-то и должен ты заниматься, только ты не знаешь – как. Ты пойми, сынок, каждый лох прекрасно знает, что все твои чудеса – чистая липа, но ему очень хочется поверить, что это не так, что они настоящие, – и ты просто обязан ему помочь. А ты – не умеешь.
– А как это делается?
– Кой хрен, этого не расскажешь, это нужно почувствовать, каждый учится этому сам. Но… ну, вот, скажем, эта твоя идея объявить себя Человеком с Марса. Лох может проглотить не поперхнувшись очень многое – но всё же не всё. Они же видели Человека с Марса, если не на картинках, то хоть по стерео. И я его видел. Да, сходство у вас какое-то есть, но будь ты хоть вылитой его копией, ни одна собака не поверит, что этот, настоящий, будет показывать фокусы в брезентовом балагане, лохи знают, что такого не может быть. Это – ну все равно как представить шпагоглотателя президентом Соединенных Штатов. Лох хочет поверить – но он не позволит так вот, в открытую, держать себя за идиота. У него все-таки есть какие ни на есть мозги, может, с одной извилиной, но есть. И вот об этом забывать нельзя.
– Я запомню.
– Что-то очень уж я разговорился – у конферансье это входит в привычку. Так как, ребята, я вас не слишком в хреновое положение поставил? Вы прикопили что-нибудь на первые дни? Не мое это, в общем-то, конечно… а может, дать вам в долг?
– Спасибо, Тим, с нами все в порядке.
– Ну ладно, ребята, не давайте себя в обиду. Пока, Джилл.
Тимошенко торопливо ушел – и тут же в балагане появилась Патриция Пайвонская, успевшая уже прикрыть свои нательные фрески халатиком.
– Ребята? Знаю, Тим зарубил ваш номер…
– Ничего, Пэт, мы и сами собирались уйти.
– А я вот тут думаю, не послать ли мне этого сукина сына подальше, прямо зла на него не хватает.
– Слушай, Пэт, ты бы…
– А что, уйду, и пусть он кукарекает без финала! На другие номера исполнителей найдется сколько угодно, только свистни, а вот заключительный – такой, чтобы лохи не забросали его тухлыми яйцами, – это еще поискать и поискать.
– Но ведь он совершенно прав. Ну какой из меня шоумен?
– В общем-то… только мне будет очень без вас скучно. Вы ж мне прямо как родные. Слушайте, знаете, что я придумала, – до утра я свободна, так пойдем ко мне в палатку, посидим, потреплемся, пошли, а?
– Идем лучше к нам, – предложила Джилл. – Полежишь в большой хорошей ванне, отмокнешь как следует.
– Н-ну… только я сбегаю за бутылкой.
– Нет, – остановил ее Майк. – У нас у самих этого добра хватает, я же знаю, что ты пьешь.
– Н-ну… Вы же в «Империале» остановились, да? Только мне все равно нужно сбегать проверить, как там мои крошки, и сказать Пышечке, чтобы не скучала. На полчаса, не больше, а потом словлю такси.
