– Вообще-то… Тим, он же говорит лохам чистую правду: чтобы история была полной, Джордж использовал каждый дюйм моей кожи.
– И если Джордж столько трудился, значит он хотел, чтобы на эти картины смотрели. Сними купальник. Я тут говорила, что совершенно спокойно согласилась бы выступать голой. В чисто развлекательном номере, а у тебя есть предназначение. Священное предназначение.
– Ну… если вы так хотите…
Миссис Пайвонская мысленно вознесла хвалу Господу. Это, наверное, архангел Фостер вмешался силой своей небесной. С его и Божьей помощью – и с помощью Джорджевых картин – она поможет этим милым детям найти дорогу к Свету.
– Повернись, я тебя расстегну.
– (Джилл…)
– (Ты что, Майкл?!)
– (Подожди.)
В то же мгновение ошеломленная миссис Пайвонская лишилась пятнистых (под раскраску Пышечки) трусов и лифчика. Джилл восприняла исчезновение своего халата как нечто совершенно естественное и лишь немного удивилась, когда тем же, не совсем традиционным способом разделся и Майк – скорее всего, это следовало отнести на счет его хороших манер.
Некоторое время Пэтти пребывала в полном ступоре, а затем громко ахнула.
– Успокойся, милая, – ласково обняла ее Джилл. – Все в порядке. Майк, признавайся.
– Хорошо, Джилл. Пэт…
– Да, Смитти?
– Ты говорила, что мой номер – просто ловкость рук. Ты собиралась снять свой костюм, вот я тебе и помог.
– Но как? И где он?
– Там же, где халат Джилл – и мой. Исчез.
– Только ты, Пэтти, не беспокойся, – вмешалась Джилл. – Мы достанем тебе другой такой. Или два. Даже лучше. Зря ты это, Майк.
– Извини, Джилл. Я грокал, что это правильно.
– Н-ну… может, и так.
(Тетя Пэтти вроде не очень расстроилась, а уж болтать-то она точно никому не станет, карнавальщики умеют держать язык за зубами.)
Миссис Пайвонская ничуть не горевала по двум пропавшим тряпочкам, да и к наготе – что своей, что окружающих – она относилась вполне спокойно. Но вот проблема фундаментальная, можно сказать – теологическая…
– Смитти? Это что – настоящее волшебство?
– Думаю, можно назвать это и так, – осторожно согласился Майк.
– А вот я назвала бы это чудом. – Голос Пэт дрожал от еле сдерживаемого возбуждения.
– Называй как хочешь, но только ловкость рук тут ни при чем.
– Знаю. Ты даже близко ко мне не подходил.
Патриция Пайвонская, которая свободно управлялась как с живыми кобрами, так и с обнаглевшими лохами, всегда уповала на Господа, а потому ничего не боялась, даже самого дьявола, зная, что крепка в вере и Сатане неподвластна. Но вот судьба друзей ее волновала.
– Ну-ка, Смитти, посмотри сюда. Ты что, подписал договор с дьяволом?
– Нет, Пэт, ничего подобного.
Она продолжала всматриваться ему в глаза, ища правду.
– Похоже, ты не врешь…
– Тетя Пэтти, он и вообще врать не умеет.
– …а значит, это – чудо. Смитти… да ты же святой!
– Не знаю, Пэт.
– Архангел Фостер узнал о своем даре только в пятнадцать лет, хотя творил чудеса и раньше. Ну точно, ты – святой. Если подумать, я почувствовала это сразу, как тебя увидела.
– Не знаю, Пэт.
– Вполне возможно, что Майк и святой, – согласилась Джилл. – Но сам он этого не знает. Майкл… мы рассказали уже так много, что нет смысла скрывать остальное.
– Майкл! – Глаза миссис Пайвонской расширились. – Архангел Михаил, ниспосланный нам в облике человеческом!
– Не надо, Пэтти! Даже если и так, все равно Майк об этом не знает.
– А почему он должен знать? Чудны и таинственны дела Господа нашего.
– Тетя Пэтти, позволь мне, пожалуйста, вставить хотя бы слово.
Вскоре миссис Пайвонская уяснила себе главный факт: Майк – Человек с Марса. С трудом и не сразу она согласилась относиться к нему как к нормальному человеку – отнюдь не отказываясь от собственной своей теории, кто он такой и зачем попал на Землю; и то сказать, вот, например, Фостер жил на Земле как обыкновенный человек – и в то же самое время всегда, предвечно, пребывал и пребудет архангелом. Ну а если Джилл и Майк не считают себя спасенными, даже на этом настаивают, – ладно, она будет относиться к ним так, как они того хотят. Пути Господни неисповедимы.
– Вот «ищущими» нас, пожалуй, и можно назвать, – помог ей Майк.
– И этого, родные мои, вполне достаточно! Я ничуть не сомневаюсь, что вы спасены, – ведь даже сам Фостер был сперва простым ищущим. И я вам помогу.
Они расположились прямо на ковре, и вскоре Пэт стала не только свидетельницей, но и непосредственной участницей еще одного чуда. Джилл легла на спину, переговорила – мысленно – с Майком, и тот поднял ее – спокойно, безо всякого карнавального трепа и бутафории. Лицо наблюдавшей за ними Патриции сияло благоговейным счастьем.
– Пэт, – сказал затем Майк, – ложись на спину.
Она подчинилась, с абсолютной, нерассуждающей готовностью, словно приказу самого Фостера.
– Майк, а может, ты меня опустишь? – немного встревожилась Джилл.
– Нет, мне совсем не трудно.
Что-то мягкое, нежное – и невидимое – осторожно подняло миссис Пайвонскую в воздух. Страха не было – только ошеломляющий религиозный экстаз, молнией пронизавший ее чресла, заставивший слезы брызнуть из глаз. Такой силы Пэт не ощущала еще ни разу, во всяком случае – с того времени, когда жив был еще святой Фостер. Майк пододвинул Джилл к Пэт, и они обнялись; слезы, катившиеся теперь еще обильнее, перемежались громкими, счастливыми всхлипываниями.
Затем они снова лежали на полу, – а Майк не ощущал ни малейшей усталости, он вообще начал уже забывать, что такое усталость.
– Майк… – окликнула его Джилл. – Нам нужна вода.
– (????)
– (Да.)
– (А потом?)
– (Приятная необходимость. Зачем, думаешь, она сюда пришла?)
– (Я знал. Я не был уверен, что ты знаешь… и что ты одобришь. Брат мой. Мой я.)
– (Брат мой.)
Майк послал стакан в ванную, наполнил его из-под крана, вернул назад и опустил прямо на ладонь Джилл. Миссис Пайвонская наблюдала за всем этим с интересом, но не более. У нее не было уже сил изумляться.
– Тетя Пэтти, – сказала Джилл, – это вроде крещения… или обручения. Это… ну, такая марсианская штука. Это значит, что ты веришь нам, а мы верим тебе… что мы можем все тебе рассказать, а ты можешь все рассказать нам… и что мы теперь вместе – и теперь, и навсегда. Но только обратного хода нет. Если ты нарушишь эту связь, мы умрем. Умрем сразу – спасенные там или неспасенные. А если нарушим мы… но мы никогда такого не сделаем. Только ты не подумай, никто тебя не заставляет, если не хочешь – можешь не делить с нами воду, и мы все равно останемся друзьями. Если тебе мешает твоя вера – не надо. Мы не принадлежим к твоей церкви и, возможно, не будем принадлежать никогда. Мы – «ищущие», но никак не более. Ты согласен, Майк?
