Немного помявшись, миссис Пайвонская рассказала им (на этот раз – Майку и Джилл), как все было, рассказала в мельчайших подробностях.
Странно, думала Джилл, ведь она же иногда краснеет – куда же сейчас-то подевалась эта, пусть и ограниченная, способность? А затем вдруг грокнулось, что Пэтти и Майк в чем-то схожи – невинные милостью Божьей, просто неспособные согрешить, что бы там они ни делали. И ей очень захотелось – ради Пэтти – чтобы Фостер был настоящим святым пророком, чтобы его поцелуй и вправду был залогом вечного блаженства.
Но только – Фостер! Господи ты боже ты мой, это же надо придумать такую издевательскую пародию!
И вдруг тут, силой значительно возросшей за это время способности к полным воспоминаниям, Джилл снова оказалась в зале со стеклянной, как витрина, стеной, снова взглянула в мертвые глаза Фостера. И он снова показался ей живым, и она ощутила дрожь и уже совсем не была уверена, как бы поступила она, предложи ей Фостер свой священный поцелуй – и священного себя.
Джилл выбросила мысль из головы – но Майк успел уже услышать. И она почувствовала его понимающую, невинную внутреннюю улыбку.
Джилл встала:
– Пэтти, милая, а когда тебе надо вернуться?
– Ой, мамочки, да мне же давно пора.
– Зачем? Они никак не снимутся с места раньше половины десятого.
– Да, но только… понимаешь, Пышечке без меня скучно. Когда меня долго нет, она ревнует и начинает дуться.
– А ты не можешь сказать ей, что была на Счастливой Встрече?
– Ну… – Пэтти крепко, благодарно обняла Джилл. – Ну конечно же! И ничего и врать не надо, ведь так оно и есть!
– Вот и прекрасно. А я сейчас ложусь – совсем устала, ноги не держат. Ты когда встаешь?
– Сейчас подумаю. Если я вернусь к восьми, Сэм успеет снять мою палатку, да и мне хватит времени проследить за погрузкой деток.
– Завтракать будешь?
– Поем в поезде. Я же утром не ем, только кофе.
– Это я тебе сварю. Ну вы тут сидите сколько хотите, и ты, Пэт, не бойся, не проспишь, я разбужу. Если, конечно, ты уснешь, – вот Майк, он вообще не спит.
– Вообще?
– Никогда. Ляжет, свернется в клубок и думает – но не спит.
– Все сходится, – торжественно кивнула миссис Пайвонская, – еще один знак благодати. Я точно знаю, – а когда-нибудь, Майк, ты и сам это поймешь. Тебе будет зов.
– Возможно, – легко согласилась Джилл. – Майк, я совсем падаю. Закинь меня, пожалуйста, в постель.
Невидимая сила подняла ее, перенесла в спальню, уложила на кровать и прикрыла простыней. К этому моменту Джилл уже спала.
Проснулась она, как и задумала, ровно в семь. У Майка тоже были внутренние часы, но земное время он воспринимал совсем иначе, в силу каких-то иных необходимостей. Джилл соскользнула на пол, подошла к двери и заглянула в гостиную. Свет не горит, окна плотно зашторены, но люди явно не спят.
– Ты еси Бог, – с мягкой настойчивостью сказал Майк.
– Ты еси Бог, – каким-то оцепенелым голосом прошептала Патриция.
– Да. Джилл есть Бог.
– Джилл… есть Бог. Да, Майкл.
– И ты еси Бог.
– Ты – еси Бог! Вот сейчас, Майкл, сейчас!
Джилл бесшумно прошла в ванную, почистила зубы, затем сообщила Майку, что проснулась, но тот и сам это знал. Когда она присоединилась к Майку и Пэтти, шторы были уже раздвинуты и гостиную заливали потоки солнечного света.
– Доброе утро, родные!
Джилл поцеловала сперва Пэтти, а затем Майка.
– Ты еси Бог, – ответила Пэтти, негромко и серьезно.
– Да, Пэтти. И ты еси Бог. Бог во всех нас.
Она присмотрелась к Патриции; в резком, безжалостном свете утра та не выглядела усталой, наоборот, словно бы отоспалась вдосталь и чудесным образом помолодела. Ну что ж, знакомые штучки: если Майк хотел, чтобы Джилл всю ночь бодрствовала, – ей это удавалось без малейших затруднений. Сразу же появилось и второе подозрение, что вся эта вчерашняя сонливость – тоже работа Майка. Майк мгновенно – мысленно – согласился.
– А теперь, ребята, кофе. И у меня вроде где-то припрятан пакет апельсинового сока.
Аппетита не было – огромное счастье не оставляло места ни для каких других чувств. Неожиданно Пэт нахмурилась.
– В чем дело, милая? – всполошилась Джилл.
– Не хочется как-то об этом… только на что вы, ребята, будете теперь жить? У тети Пэтти кое-что отложено на черный день, вот я и подумала…
Джилл весело расхохоталась:
– Прости, не нужно было мне смеяться, но разве ты не слышала, сколько денег у Человека с Марса? Он жутко богатый.
– Ну, вроде как и вправду слыхала. Но ты знаешь, если верить всему, что рассказывают по стерео…
– Пэтти, ты просто прелесть. Теперь, когда мы братья по воде, мы взяли бы у тебя не раздумывая, ведь «общее гнездо» – совсем не какие-нибудь там просто красивые слова. Но только тут все как раз наоборот. Если тебе когда-нибудь понадобятся деньги – скажи, и все сразу будет. В любое время. В любом количестве. Напиши нам – а лучше позвони, и не «нам», а мне, – Майк в денежных вопросах ни бум-бум. Да чего там, у меня и сейчас есть на счете тысяч двести. Хочешь?
– Помилуй Бог, – удивилась миссис Пайвонская. – Мне совсем не нужны деньги.
– Как знаешь, – пожала плечами Джилл. – А будут нужны – только свистни. Захочешь яхту – Майк тебе с радостью.
– Конечно же, с радостью. Я никогда не видел яхту.
– Не надо, милые, – покачала головой миссис Пайвонская, – не возводите меня на высокую гору; мне от вас не нужно ничего, кроме вашей любви.
– Мы тебя любим, – улыбнулась Джилл.
– А вот я не грокаю «любовь», – сокрушенно признался Майк. – Но Джилл всегда говорит правильно; если у нас есть любовь – она твоя.
– …А еще – знать, что вы спасены. Но об этом я больше не тревожусь. Майк рассказал мне про ожидание и почему оно всегда нужно. А ты, Джилл, это понимаешь?
– Грокаю. Теперь у меня не бывает нетерпения, никогда.
– И у меня тут кое-что для вас есть. – Татуированная леди вынула из своей сумочки книгу. – Милые, это «Новое Откровение» вручил мне сам Блаженный Фостер, в ту самую ночь, когда он освятил меня своим лобзанием. Возьмите, пусть будет у вас.
Глаза Джилл наполнились слезами.
– Но как же это, тетя Пэтти… Пэтти, брат наш! Мы не можем у тебя такое взять. Мы лучше пойдем и купим себе «Новое Откровение», самый обычный экземпляр.
– Нет. Это… это «вода», которой я с вами делюсь. Для взращивания близости.
– Хорошо. – Джилл вскочила на ноги. – От такого не отказываются, теперь эта книга наша, и твоя, и моя, и Майка.
