Зачем?
Котиков янки били теперь практически беспрепятственно, и Чистяков так же беспрепятственно мог вешать на грудь вождям тлинкитов серебряные медали с надписью «Союзные России». Тем более что уже предшественник Чистякова — Муравьёв платил тлинкитам за каланью шкурку в десять-пятнадцать (!!) раз больше, чем за неё получали алеуты и кадьякцы — русские подданные. Янки и близко к такой цене не приближались. Они расплачивались с колошами валютой, для Чистякова (и вообще для русских) запретной — «огненной водой».
Впрочем, каланов и бобров в Русской Америке тогда ещё хватало и на русских, и в 1830 году капитан-лейтенант Хромченко доставил в Кронштадт пушнины на миллион двести тысяч рублей. Следующим рейсом он же привёз её в Россию более чем на миллион.
При Чистякове на Курилы ходил для устройства русского поселения на Урупе промышленник Сысой Слободчиков. При Чистякове верфи Ново-Архангельска спустили на воду два бота — «Сивуч» и «Бобр». Врангель эту линию продолжил — в 1832 году колониальная флотилия пополнилась гукер-яхтом «Мореход» и шхунами «Квихпак» и «Чилькат» местной постройки.
При Врангеле обветшавшие барановские постройки сменились «новыми и красивыми». Под «смотрением» его помощника Этолина получила преобразование школа для воспитанников Компании… Было сильно ограничено потребление спиртных напитков, возросли доходы служащих, улучшилось положение алеут.
При Врангеле же произошёл показательный инцидент с английским кораблём Компании Гудзонова залива «Дриад»…
В устье реки Стикин, впадающей в Тихий океан примерно в середине архипелага Александра на широте примерно 55°, в августе 1833 года был поставлен редут святого Дионисия (Дионисиевский). А менее чем через год в виду нового русского редута появился «Дриад» с намерением пройти выше и в верховьях Стикина (Стахина) основать британскую факторию.
Большая часть реки вместе с притоками принадлежала Гудзоновской компании, так что верховья Стикина были в пределах английской зоны. От границы русской зоны они отстояли километров на триста — водой. И более чем на две тысячи от Гудзонова залива — сушей. Ну и ради бога — хлебайте этой британской сушей русского киселя все две с лишком тысячи километров и основывайте факторию на договорной британской территории. А «Дриад», имея на борту агента Компании «Гудзон-бея» Питера Скина Огдена, провокационно шёл по русским водам, прикрываясь заканчивающейся в 1835 году русско-английской Конвенцией 1825 года о свободе английского нахальства в русских тихоокеанских пределах.
Русский парень Дионисий Заремба, командовавший компанейским 14-пушечным бригом «Чичагов» у редута Дионисиевский, эту свободу окоротил и «Дриад» арестовал. «Заремба» — фамилия происхождения польского и значит «зарубка»… Что ж, «зарубку» на англосаксонской спеси Дионисий Фёдорович сделал хорошую! Он был дважды «кругосветчиком», в 1814 году окончил штурманское училище, плавал на компанейских судах «Суворов» и «Бородино», позднее стал капитаном 1-го ранга, и русскую честь имел не в подписях под депешами — как Полетика, а в душе. Обычная судьба офицера РАК…
Врангель действия Зарембы одобрил. И начался дипломатический скандал. Лондон требовал за «срыв экспедиции на Стикин» ни мало ни много 22 150 фунтов (135 тысяч рублей). Нессельроде признавал «справедливость» английских претензий на «свободу действий», но «патриотично» опротестовывал сумму претензий… И эту пустейшую дипломатическую бодягу российский МИД терпел несколько лет. Огден тем временем отыгрывался, подкупая вождей индейских племён тлинкитов и цимшиан с целями для англосаксов в Северо-Западной Америке традиционными — антирусскими.
Врангель же в 1832 году возвёл в Ново-Архангельске новую стену с «колошенской батареей». Её орудия были направлены на примыкавшее к городу селение тлинкитов — на всякий случай.
«Ограда сия, — доносил Врангель директорам РАК, — кажущаяся Колошам чрезвычайною крепостью, такое произвела на них впечатление, что они сделались весьма смирны и осторожны, не переставая удивляться, как она могла воздвигнуться в такое короткое время».
Увы, зато всё более значимо нарастали другие проблемы — экономические. О геополитическом значении Русской Америки тогда задумывались не цари, а их умные подданные. Однако даже для царей было очевидным её значение как источника прибыли. Но как раз с последним начинались перебои. 28 октября 1807 года Главное правление РАК уведомляло императора Александра о своей текущей деятельности и прилагало к рапорту «Ведомость о вывезенном на бригантине «Марии» (под командой лейтенанта Машина. — С.К.) компанейском промысловом грузе».
Я привожу её полностью:
Это — цена груза одного лишь компанейского корабля! Но так было когда-то… А уже вскоре после ухода Врангеля (его сменил Купреянов) президент США Мартин Ван-Бюрен в ежегодном послании конгрессу 3 декабря 1838 года сообщал, что «капитал и тоннаж, использовавшийся гражданами США в их торговле у северо-западного берега Америки, за последние годы был слишком незначительным». Плоды безудержного разбоя наконец созрели: пушной промысел сокращался, сокращалось и число «бостонских корабельщиков». Тем не менее Ван-Бюрен считал, что «предмет заслуживает серьёзного рассмотрения». Ещё бы! Снижалось экономическое значение этой зоны, зато возрастало её потенциальное геополитическое значение.
В Петербурге считали иначе, и Русская Америка в стратегических планах Николая I никакого серьёзного места не занимала, даром что в трёхтомнике 1999 года Н. Болховитинова эпоха 1840-х годов именуется почему-то «расцветом РАК». Но вместо того, чтобы беспрепятственно усиливаться на Дальнем Востоке и в Америке, Россия увязала в избыточных для неё проблемах на Востоке Ближнем. После Адрианопольского мира она в счёт обеспечения выплат по контрибуции временно заняла дунайские княжества — Молдавию и Валахию. Французский историк Антонэн Дебидур оценивал ситуацию так: «Заключённый мир был самой блестящей победой, какую только могла одержать Россия в то время на Востоке. Высокомерная и решительная политика Николая I дала свои плоды… Он изображал из себя человека умеренного в своих требованиях и в то же время сделался повелителем Востока».
Француз лукавил, желая скрыть за громкими фразами о «высокомерии» Николая раздражение англо-французов перспективами союза между Турцией и Россией. Если бы Турция поняла, что единственный для неё шанс сохранить своё значение заключается в мире с Россией при уходе Турции с Кавказа и из своих европейских владений на выгодных для неё условиях (например, при финансовых компенсациях со стороны освобождаемых ею от своей власти народов или предоставлении им реальной автономии), то мир на южном фасе русских границ обеспечивал бы ускоренное внутреннее развитие как России, так и Турции.
Вскоре к тому появились и реальные основания — на Турцию пошёл войной её бывший вассал, «повелитель Египта и Аравии» Мехмед-Али. Он завоевал Сирию, занял крепость Сен-Жан-д’Акр и Дамаск, а 21 декабря 1832 года разбил наголову при Конии великого визиря Решид-Мехмеда… Не исключено, что англичане с французами дерзкого пашу и подстрекали, чтобы иметь в Турции большую свободу политического маневра. А султан неожиданно обратился за помощью к царю Николаю. И… получил её — в феврале — апреле 1833 года русская эскадра высадила на Босфоре в местности Ункиар-Искелеси первые десантные части — до 12 тысяч человек. Как пишет Дебидур: «Флот Николая I бросил якорь перед дворцом султана».
