По Чаадаеву выходило, что распространились русские широко, а «плавают» мелко… И пространная «география»-де России — одна обуза.
А вот что писал ещё один нередко неглупый русский человек — Николай Александрович Бердяев:
«Размеры Русского государства ставили русскому народу почти непосильные задачи… И это наложило безрадостную печать на жизнь русского человека… Нет у русских людей творческой игры сил. Русская душа подавлена необъятными русскими полями… Необъятные пространства России тяжёлым гнётом легли на душу русского народа… Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности… Русская душа ушиблена (??! — С.К.) ширью…»
Итак, по литераторам и мыслителям Чаадаеву, Бердяеву, да и не только ведь по ним, русские пространства оказывались источником удручённости русской души… Но литераторы, взирающие на жизнь не взором преобразователя — в широкое петровское «окно», а поглядывающие на неё из «окошка» своих раздумий, напрочь забывали при этом, что сами-то необъятные русские пространства стали итогом активной деятельности русского человека, результатом его спокойного движения вперёд и вперёд!
Сказали бы «бомбардиру» Петру Алексеевичу Романову, Михайле Ломоносову, Семёну Дежнёву, Ерофею Хабарову, Харитону Лаптеву, Андреяну Толстых, Григорию Шелихову, Герасиму Измайлову, Алексею Чирикову, Гавриилу Сырычеву, Александру Баранову, Ивану Крузенштерну, Юрию Лисянскому, Ивану Кускову, Василию Головнину, Фердинанду Врангелю, Николаю Муравьёву-Амурскому, Геннадию Невельскому, что русская душа ушиблена (!) ширью… Думаю, они вначале бы просто не поняли, что это говорится об их душах и душах их товарищей и соратников, а когда поняли бы, то спросили бы — возможно, с гневом, а возможно, и со смехом: «А тебя, мил-человек, самого в детстве мамка случайно не ушибла?»…
И если уж чем до кровавых синяков и ушибали русскую душу — так это идиотизмом правителей, абсолютно недостойных русской души. Да, терпеть их и слишком долго видеть в институте самодержавия национальную ценность русских приучила действительно «география», но — не как фактор пространственный, а как фактор исторический. Именно равнинной Владимиро-Суздальской и Киевской Руси пришлось принять на себя поток, хлынувший из Дикой Степи, и ослабить его так, что до Европы с её «колоритными» пейзажами докатились лишь сглаженные волны.
С этого и пошло…
Ещё в XI веке русские верховные вожди по праву первого среди равных роднились с верховными вождями Европы. Киевский великий князь Ярослав Мудрый выдавал своих дочерей: Настасью — за короля венгерского Андрея, Елизавету — за короля норвежского и шведского Гаральда, Анну — за французского короля Генриха. И до Ярослава, и — какое-то время — после него это было для Киевской Руси стандартной практикой, как много позднее родство с царствующими домами Европы стало обычным делом для России послепетровской.
Получить блестящую, образованную русскую княжну Ярославну в жёны было для неграмотного французского Генриха честью… В 1715 году, когда Пётр I был в Париже, ему показали в Реймсском соборе коронационные атрибуты французской короны. Была там и некая старинная священная книга, написанная на неизвестном французам языке, на которой по традиции присягали французские королевы. Пётр взял её в руки и ко всеобщему изумлению начал свободно читать… старорусскую «Псалтирь», привезённую в захолустный Париж XI века русачкой Анной из стольного града Киева…
А к середине ХIII века ситуация полностью изменилась. Русские великие князья и женились только на «своих», и дочерей далее Руси замуж не выдавали. Невысокой цены приобретением стала русская княжна, ибо невысоко стояла в глазах Запада придавленная монгольским сапогом Русь.
Мы получили «азиатчину» как результат удельного разобщения русских земель после смерти Ярослава. Мы избыли затем обессиливающее Русь иго, встав под объединяющее Русскую землю знамя Москвы, знамя централизации. Но избыли ли мы в полной мере негативное духовное наследие двух чёрных веков русской истории?
В поразительно интересном труде «Китайцы в Уссурийском крае» знаменитый исследователь русского Дальнего Востока Владимир Клавдиевич Арсеньев написал в 1912 году горькие строки:
«…Китайцы не живут одиночно, а по несколько человек. Даже там, где собирается их двадцать и тридцать человек, нет ссор или они бывают крайне редко. На другой день после ссоры те же китайцы работают опять вместе с таким видом, как будто они и не ссорились.
В этом отношении русские переселенцы представляют полную противоположность китайцам. Где соберутся их три или четыре человека, так на другой уже день начинаются ссоры, и вслед за тем начинается умышленная потрава пашен друг у друга. Сколько на моих глазах… рухнуло артельных предприятий только потому, что компаньоны их ссорились между собою и не доводили дело до конца!»
Но ведь склочники-русские начала ХХ века были потомками русских артельщиков и передовщиков XVIII века, стоявших друг за друга горой! Так в чём же было дело, в чём заключалось отличие одних от других?
А отличие было в том, что между артельными предками и вздорными потомками пролёг XIX век, в течение которого бездарное верховное правление Россией вносило элементы деградации и духовного обмельчания на всех уровнях. То есть причина была, прежде всего, не в национальном характере, а в социальной деградации российского царистского общества и в поощрении властью негативных черт русского национального характера, сформированных веками чужеземного ига.
Царизм постоянно уменьшал в русской народной массе число Иванов и Марий, увеличивая число Ванек и Манек. В результате на глазах Арсеньева рушились артельные предприятия…
А в 1991 году при глупейшем поведении народов СССР, начиная с триединого русского народа, был обрушен великий Советский Союз. И одной из причин была та, что сформированная Западом в СССР «пятая колонна» и шкурники-ренегаты в государственной власти постепенно и изощрённо уменьшали в советском обществе число Иванов и Марий, созданных эпохой Ленина — Сталина, и увеличивали число Ванек и Манек, безразличных к чему-либо, кроме потребления.
После 1991 года эта антигосударственная «ванько-манькина» линия стала ведущей в политике ельцинщины и путинизма, заодно увеличивая в обществе и число Иванов, не помнящих родства, с великой советской и русской историей.
ЧТО ОБИДНО — Арсеньев написал о русских людях невесёлую, однако — правду. Правду о том, что русские порой ведут себя так, что могут быть названы народом неумных индивидуалистов. Но ведь Арсеньев был тоже глубоко русским человеком, органически принявшим позднее Советскую власть, и он был убеждённым коллективистом. Собственно, если бы среди русского народа во все времена не отыскивалось множества таких же убеждённых, прирождённых коллективистов — Иванов да Марий, великая Россия просто не состоялась бы!
Монгольское иго сильно исковеркало русский национальный характер, зато оно заставило русских ценить централизацию власти, обеспечивающую внешнюю безопасность. Привыкнув ценить сильную власть и подчиняться ей, русский народ с годами привык и вообще подчиняться власти. А всевластная власть не всегда уже была сильной и полезной для будущего России.
