После них на семь бурных лет у руля российской внешней политики встал пятидесятитрёхлетний князь Николай Петрович Румянцев — человек известный и России, и Европе. Он же занимал пост министра коммерции. Но как раз масштаб Румянцева и его линия царя не устраивали, и он частенько вёл свою внешнюю политику не через министра, а лично. Это ситуацию, естественно, лишь запутывало, но никак не проясняло. Однако европейская ситуация была тогда настолько нестабильной (это был разгар наполеоновской эпопеи), что Александр не рискнул продолжать линию министров-«перчаток» и терпел Румянцева. Но уже тогда приближал к себе Карла-Роберта Нессельроде, введя его с августа 1812 года в руководство российского МИД на правах статс-секретаря.
Наполеон пал, и к началу 1814 года у российского МИД было, по сути, четыре (!) шефа: министр (до 1 августа 1814 года) Румянцев, далее — «докладывающий по всем делам иностранного департамента» Нессельроде, и кроме них — «управляющий Коллегией иностранных дел» Иван Андреевич Вейдемейер и статс-секретарь граф Иоанн Каподистрия (Капо д’Истрия), «управляющий азиатскими делами МИД».
С 9 августа 1816 года на сорок (!!!) лет — до 15 апреля 1856 года — министром становится Нессельроде. Однако и ему с апреля 1819 по 1825 год (а формально и дольше — по май 1837-го) приходилось делиться властью с Константином Константиновичем Родофиникиным. От всего этого голова кругом шла у многих — как внутри России, так и вне её…
Но кто в том виноват — Александр?
Что ж, уже было сказано, что с царя вину снять нельзя… Однако стоит ли упускать из виду и вину той правящей русской элиты, которая была русской лишь по названию? Впрочем, многие не были русскими даже формально — по причине национальных корней, как Чарторийские, Потоцкие, Нессельроде, Палены. А кого-то нельзя было назвать русским по полному безразличию к земле, его взрастившей, как это было с целой чередой бездельников-аристократов вроде Зубовых, Воронцовых, Новосильцевых, Кочубеев и прочих…
Граф Кочубей с 1802 по 1807 год был министром внутренних дел, и для его оценки в последний раз сошлюсь на Вигеля: «Лорд Кочубей, который в течение пяти лет усиливался при дворе… казался первым министром… Сначала дивились, наконец стали приписывать колдовству быстрое и чрезвычайное приращение его состояния… Из двух тысяч не с большим душ выросло у него вдруг до двадцати… Пошли толки о тесных связях его с Перецом, с Штиглицом, евреями-миллионерами, кои по его покровительству имели в руках своих важные отрасли государственных доходов...»
Филипп Филиппович Вигель хотя и был злоречив, его оценкам высших сановников можно, как правило, доверять. И в части Кочубея он всё сообщил верно.
Среди негативных оценок Александра есть и такая — «кочующий деспот»… После парижского триумфа 1815 года император действительно перемещался очень много, подолгу был в Европе, вдали от России. Не бежал ли он от всех этих «негласных» «друзей» и советчиков — и своекорыстных, типа Кочубея, и мутно-умных, типа Сперанского? Не умея, не имея внутренних сил опереться на действительных патриотов (а их хватало и в сиятельных родах и, тем более, в кругах неродовитых!), Александр I и тут оказался непоследователен и противоречив.
Конечно, каков «поп», таков и «приход». С другой стороны, «короля делает окружение». Александр раз за разом, в разные периоды своего царствования, собирал вокруг себя негодный, антинациональный, антигосударственный сановный «приход», а потом это негодное окружение делало из него негодного государя.
Вот и на этот раз вместо того, чтобы бороться, искать, найти и назначить российским представителем на переговорах по Русской Америке, скажем, двадцатисемилетнего патриота Кондратия Рылеева, или дать карты в руки такому знатоку бесстыжести янки, как «разменявший» пятый десяток Андрей Дашков, царь уполномочил вести переговоры космополита Петра Полетику.
Увы, именно космополита…
В БИОГРАФИИ Петра Полетики отыскивается занятная деталь. Ещё при Палене, накануне своего первого отъезда из США, он установил контакты с Американским Философским обществом — старейшим и самым престижным учёным обществом США. Ядром общества, основанного в 1743 году в Филадельфии при активном содействии Бенджамена Франклина, был клуб с красноречивым названием «Клуб кожаных фартуков». Другими словами, ядро записных американских «философов» составили масоны (были членами общества и отец с сыном Адамсы).
Вот с такими «философами» и свёл знакомство Полетика. Став русским посланником в США, он это знакомство упрочил, и незадолго до своего второго отъезда из Вашингтона был 18 января 1822 года избран членом этого элитного американского «фартучного» клуба. Иностранных членов было в нём тогда наперечёт… Из русских до Полетики членами общества избирались подруга Екатерины Великой и президент Российской академии Екатерина Дашкова, знаменитый академик Пётр Паллас, основатель Румянцевского кружка граф Николай Румянцев и хорошо знакомый нам Иван Крузенштерн… Всего-то — четыре человека, каждый из которых вошел в российскую историю первоклассным образом и был избран в силу их очевидного научного и культурного авторитета!
Ко времени избрания Полетики в живых были лишь два последних российских члена Американского Философского общества, так что Полетика удостоился чести весьма редкой и высокой.
За что?
Ах да! Он же был «Очарованным членом» в кружке «Арзамас»! Но вряд ли о том знали в Америке, как и о самом этом кружке, даром что его членом был и Александр Пушкин. И, надо полагать, Петра Полетику приняли в почётные «фартучники» не за талант к российской словесности. Да и, судя по всему, не за дипломатические таланты или из уважения к России. После Петра Ивановича русских посланников в члены АФО не избирали, как и до него… Хотя тот же Андрей Яковлевич Дашков заслуживал этой чести намного больше, если стоять на позициях развития дружбы двух народов и стран.
Полетика знался с масонскими «философами», якобы налаживая с янки «культурные» связи, а вот протеже Румянцева (и член-корреспондент РАК, между прочим) Дашков налаживал связи экономические и считал важнейшим результатом своей американской деятельности доставку в Россию хлопкоочистительной машины Уитни. Но вот же, заокеанского фартука не удостоился. Возможно, потому, что кроме мирной машины Дашков умудрился переправить на Родину ещё и многозарядное морское орудие Берри, использовавшееся на американских фрегатах во время англо-американской войны. Полетика же зарекомендовал себя личностью, испытывающей к Америке заискивающую симпатию. Поэтому, с учётом его служебного положения, янки надо было симпатию посланника к Америке холить и лелеять…
Тут и членский фартук АФО дать не жалко!
Реноме Полетики в глазах царя поднимали в США и иначе… Когда Полетика прибыл в США уже как посланник, русско-американские отношения были осложнены арестом в 1815 году нашего генерального консула в Филадельфии Николая Яковлевича Козлова. О нём известно немного, но, судя по его донесениям Румянцеву, это был умный, честный и скромный патриот — как и его коллега Дашков. Козлов и Дашков отношения с янки «портили», а вот Полетика их сразу же «наладил». Ну как тут не отличить российскому МИДу такого мастера дипломатии!
