В 1825 году тот же Полетика подготовил и русско-английскую конвенцию. Англия получала по ней ещё более льготные, чем США, условия мореходства и торговли в русской зоне Тихого океана. Конвенция 1825 года давала английским судам право «навсегда (?! — С.К.) плавать свободно… по всем рекам и речкам, кои протекая в Тихий океан, пересекают черту разграничения» в пределах узкой прибрежной полосы севернее 54° 40ʼ северной широты.
Одно хорошо было в этой второй — русско-английской конвенции: она устанавливала черту разграничения русских и английских владений в Америке по той линии, по которой по сей день проходит граница американской уже Аляски и Канады. Хотя и тут — по мнению умных русских людей — Россия уступила неоправданно много. Так, например, считал в начале ХХ века генерал-майор Вандам — оригинальный русский геополитик.
В целом же обе конвенции, заключённые в 1824 и 1825 годах с двумя англосаксонскими державами, были двумя актами геополитической «тихоокеанской» капитуляции России. Пока ещё — не полной и безоговорочной, однако — весьма реальной и существенной. РАК и круги, к ней близкие, протестовали, но безрезультатно. Конвенции Россией были «ратификованы».
Обращаясь к болховитиновской «Истории США» 1983 года, убеждаешься, что в отношении описания ситуации вокруг конвенций советские американисты предперестроечного образца злостно искажали прошлое, причём просматривается и причина этого: стремление американистов попрочнее обеспечить своё личное будущее постперестроечного образца. Вот почему они писали в 1983 году:
«В литературе отмечалось… что Россия, заключив конвенцию от 5(17) апреля 1824 г., отступила перед лицом объединённых действий США и Англии… Изучение документальных материалов не подтвердило подобных утверждений… Окончательные условия конвенции, согласованные во время переговоров Г. Миддлтона с К.В. Нессельроде и П.И. Полетикой весной 1824 г., отражали общую умеренную и примирительную позицию правительства России».
Такая оценка граничит со злостной ложью, да ложью и является, поскольку — как мы увидим в своём месте, переговоры начала 1824 года были трёхсторонними, и янки Миддлтон и бритт Бэгот вполне дополняли друг друга.
Причём выше высказанное мнение о том, что в 1983 году авторы «Истории США» уже рассчитывали на гранты США после 1991 года, подкрепляется и тем, что текст изданного в 1983 году издательством «Наука» первого тома «Истории США» под редакцией Н.Н. Болховитинова на страницах 301–303 практически без изменений повторён на страницах 341–343 монографии 1994 года «История внешней политики и дипломатии США. 1775–1877», изданной издательством «Международные отношения» под редакцией всё того же Н.Н. Болховитинова.
«Болховитиновцы» положительно отозвались и о Нессельроде, отметив, что тот в письме российскому посланнику в США Тейлю фон Сероскеркену 20 мая (1 июня) 1824 года утверждал, что конвенция закрепляет границы российских владений в Северной Америке и «даже распространяет их за первоначальные пределы». Это, конечно, тоже было ложью. Напомню, что на момент заключения конвенции территориальное присутствие США на тихоокеанском побережье Америки имело всего лишь точечный характер.
Более того, заключением конвенций Россия исключала себя из числа претендентов на Орегон — обширную область между Русской Америкой и Верхней Калифорнией. На зону Орегона, включая остров Ванкувер, который вначале носил совместное англо-испанское наименование «Ванкувер-Куадра», в своё время претендовала Испания, но после конфликта 1789 года с Англией в бухте Нутка (Нутка-Саунд) Испания прекратила продвижение на север, а по испано-американскому договору Адамса — Ониса от 22 февраля 1819 года Испания вообще отказалась от всех претензий к северу от Калифорнии. При этом остров Ванкувер с островком и заливом Нутка почти прямо граничил с Русской Америкой — через острова Королевы Шарлотты. Резанов ещё в 1806 году прозорливо предлагал Александру I занять устье реки Колумбия, чтобы предотвратить американскую экспансию, и эту идею поддерживало руководство РАК. К середине 1820-х годов Орегон был ещё фактически ничейным, на него с примерно равными правами могли претендовать прежде всего Россия и Англия, и с меньшим правом — Америка. Но теперь Россия — по конвенциям с англосаксами — сама отказывалась от возможности российского Орегона.
В кругах РАК заключение конвенций было встречено, естественно, только негативно. По словам директоров РАК, «дозволенное совместничество иностранцев» менее «нежели в десять лет» не только разорит Компанию, но и лишит Российское государство «обильного источника богатства, открытого предприимчивостью, трудами и пожертвованиями его подданных, из которых в течение столетия отдалённый и суровый край почерпал жизнь и силу».
Директора РАК совершенно справедливо отмечали, что американские торговцы, получив свободный доступ в российские владения, начнут не только усиленно промышлять зверя, но и будут «предпочтительно от самих коренных жителей приобретать всё то, что они получают от Компании».
Руководство РАК писало: «Должно только вообразить, что селения наши не составляют более двух тысяч жителей, в том числе до 500 русских, рассеянных на пространстве нескольких тысяч вёрст, и тогда откроется, сильны ли они противустать совместничеству предприимчивых, богатых капиталами и многочисленных американских купцов, издавна стремящихся к разрушению нашей компании…»
Александр I этому голосу русского разума не внял, зато принял антирусскую сторону Нессельроде. Последний, представляя царю осенью 1826 года повторные жалобы РАК по поводу заключения конвенций с англосаксами и нарушения ими договорённостей, лживо утверждал: «Многие их предложения, как, например, конфискация кораблей с грузом, осмотр их в море не в военное время и купеческими судами, противны и общему праву, и точным условиям договоров с Англией и Америкой». А ведь можно было наделить суда РАК правами военно-морского патруля!
Нессельроде просто-таки издевательски заявлял в доношении царю, что высказываемые РАК опасения якобы противоречат её собственным интересам (!) и «достоинству двора нашего». Это прозвучало на фоне заявления президента Монро, что договор с Россией относительно Северо-Западного побережья и Тихого океана предоставляет США «всё, о чём они могли просить или желать».
Когда срок действия обеих конвенций истёк, янки и бритты, несмотря на взаимные претензии в Орегоне, в тесном единении навалились на РАК ещё жёстче и наглее. Но это уже была эпоха не Александра I, а Николая I, о которой у нас будет отдельный разговор и рассказ…
Полетика же после заключения конвенций получил чин тайного советника и звание сенатора. В 1826 году он анонимно (?!), в Лондоне (?) на французском языке (!) опубликовал одну из первых в Европе книг о США. В том же году она была переиздана, но не в России, а в Америке, с переводом не на русский, а на английский язык. Как будто в США не знали о том, что собой представляют США! В то же время российская общественность и государственные круги крайне нуждались в объективном обзоре Соединённых Штатов, причём — на русском, естественно, языке. Но об этом у Полетики заботы не было. Такой вот оказался у Русской Америки «русский» официальный защитничек…
