– Можно подумать, что мне мало тебя одной, – сказал он. – Ну ладно, ничего не поделаешь. Пошли! Начнется теперь канитель!
Снусмумрик зашагал по лугам в сопровождении двадцати четырех очень серьезных малышей. Его одолевали мрачные мысли о том, что же он станет делать, когда они проголодаются или промочат ножки или у них заболят животики.
Седьмая глава
Об опасностях, которые грозят в ночь летнего солнцестояния
День летнего солнцестояния был на исходе. В половине одиннадцатого вечера Снусмумрик кончил строить шалаш из еловых веток для своих двадцати четырех малышей. В то же самое время на другом конце леса Муми-тролль и фрёкен Снорк замерли на месте, прислушиваясь.
Колокольчик, звеневший в тумане, умолк. Лес спал, а маленький домик печально смотрел на них своими черными окошками.
В домике сидела Филифьонка и слушала, как тикали часы; время шло. Иногда она подходила к окну и вглядывалась в светлую ночь, и тогда колокольчик, украшавший кончик ее колпачка, позвякивал. Обычно звон колокольчика подбадривал Филифьонку, но нынешним вечером он только усиливал ее тоску. Она тяжело вздыхала, ходила взад и вперед, садилась и снова вставала.
Она поставила на стол тарелки, три стакана и букет цветов, а на плите стоял кекс, совершенно почерневший от ожидания.
Филифьонка взглянула на часы и на гирлянды листьев над дверью, потом посмотрела на себя в зеркало, оперлась руками о стол и заплакала. Колпачок съехал ей на лоб, так что колокольчик звякнул (всего один печальный звук), и слезы медленно закапали в пустую тарелку.
Не всегда легко быть филифьонкой.
И вот тогда кто-то постучал в дверь.
Филифьонка встрепенулась, вытерла слезы и открыла дверь.
– О… – разочарованно протянула она.
– С праздником, с Ивановым днем! – сказала фрёкен Снорк.
– Спасибо, – смущенно ответила Филифьонка. – Спасибо, вы очень любезны. Доброго и вам праздника!
– Мы зашли только спросить об одном доме, вернее, не появлялся ли здесь в последнее время некий театр? – спросил Муми-тролль.
– Театр? – подозрительно переспросила Филифьонка. – Нет, наоборот, ничего похожего…
Наступило молчание.
– Ну, тогда мы пошли, – сказал Муми-тролль.
Фрёкен Снорк взглянула на накрытый стол и на гирлянды над дверью.
– Желаем хорошо отпраздновать сегодняшний день, – доброжелательно сказала она.
Тут лицо Филифьонки сморщилось, и она снова расплакалась.
– Не будет никакого праздника, – всхлипывала она. – Пирог сохнет, цветы увядают, время идет, и никто не приходит. Они и в этом году не придут! У них нет никаких родственных чувств!
– Кто не приходит? – сочувственно спросил Муми-тролль.
– Мой дядюшка и его жена! – воскликнула Филифьонка. – Я каждое лето посылаю им открытки с приглашением на праздник летнего солнцестояния, а они все не приходят и не приходят.
– Тогда пригласи кого-нибудь другого, – предложил Муми-тролль.
– А у меня нет других родственников, – ответила Филифьонка. – И разве это не мой долг – приглашать родных на обед в праздничные дни?
– Значит, сама-то ты не находишь в этом удовольствия? – спросила фрёкен Снорк.
– Конечно нет, – устало ответила Филифьонка, присаживаясь к столу. – Мой дядюшка и его жена вовсе не симпатичные.
Муми-тролль и фрёкен Снорк присели возле нее.
– Может, им тоже в этом мало радости? – предположила фрёкен Снорк. – А вместо них ты не можешь пригласить нас, ведь мы такие симпатичные?!
– Неужели? – удивилась Филифьонка.
Видно было, что она призадумалась.
Вдруг кисточка на ее колпачке приподнялась, и колокольчик весело зазвенел.
– И верно, – медленно сказала она, – совсем не обязательно их приглашать, если никому из нас это не доставляет удовольствия. Не правда ли?
– Конечно не обязательно, – поддержала ее фрёкен Снорк.
– И никто не огорчится, если я остаток своей жизни буду праздновать с кем захочется? Пусть они мне даже не родственники?
– Никому и в голову не придет огорчаться, – заверил ее Муми-тролль.
И Филифьонка просияла, словно сбросила с души огромную тяжесть.
– И как же все просто, – сказала она. – И как прекрасно! Теперь мы впервые в моей жизни весело отметим день летнего солнцестояния. И отметим его на славу! Ах, какие вы милые, какие милые, что придумали такой интересный праздник.
День летнего солнцестояния получился настолько интересным, что Филифьонка и мечтать об этом не могла.
– Выпьем за папу и маму! – произнес Муми-тролль и осушил свой стакан. (Как раз в эту минуту Муми-папа на борту плавучего театра предложил тост за своего сына. «За возвращение Муми-тролля! – торжественно произнес он. – За фрёкен Снорк и малютку Мю!»)
Все были сыты и довольны.
– А теперь давайте разожжем костер в честь праздника, – предложила Филифьонка.
Она загасила лампу и сунула в карман спички.
Небо было еще такое светлое, что можно было различить каждую былинку на земле. За верхушками елей, куда только что закатилось солнце, замешкалась в ожидании следующего дня алая полоска.
Они побрели через примолкший лес и вышли на заливные луга, где белая ночь была еще светлее.
– Как странно пахнут нынче ночью цветы! – сказала Филифьонка.
Едва ощутимый запах горелой резины тянулся над лугами. Наэлектризованная трава потрескивала.
– Пахнет хатифнаттами, – удивленно сказал Муми-тролль. – Но обычно в это время года они уплывают под парусами в морское путешествие. Правда?
Тут фрёкен Снорк обо что-то споткнулась.
– ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРЫГАТЬ! – прочитала она.
– Какая ерунда! Глядите, здесь полно табличек, до которых больше никому нет дела.
– Как удивительно, что все разрешается! – воскликнула Филифьонка. – Ну и ночь! А не сжечь ли нам эти таблички? Не устроить ли из них праздничный костер и не поплясать ли вокруг него, пока все не сгорит?
И костер Иванова дня запылал! Огонь с ревом набрасывался на таблички с надписями:
ЗАПРЕЩАЕТСЯ СИДЕТЬ НА ТРАВЕ!
ЗАПРЕЩАЕТСЯ СОБИРАТЬ ЦВЕТЫ!
