Собственно, такая встреча еще с Киевских времен носила еще одно странное для наших современников название — «снем».
Что это такое?
По старинному слово это писалось так — «съньмъ» или «сънемъ». А его синонимом или даже этимологическим прародителем является слово «сонм» (по-древнерусски — «соньмъ»).
Помните, у Марины Цветаевой?
Сонм белых девочек… Раз, два, четыре…
Сонм белых девочек? Да нет — в эфире
Сонм белых бабочек? Прелестный сонм
Великих маленьких княжон…
Сонм означает — собрание или скопление людей. Так же, как и снем. Этим словом обозначается какой-то сбор, большой собор и даже просто — народ или община. А понятие «княжеский снем» было обычным в русском летописании. «Яже се вадить ны Святополк на снем», — рассказывает «Повесть временных лет». Или: «Учиниша снем у Дмитрова и взяша мир межю собою», — фиксируется в летописи Лаврентьевской.
* * *
Где происходили съезды-снемы? Оказывается, место имело самое главное значение. И символическое, и политическое.
Возможны были варианты встреч в поле, вне поселений. Тогда устанавливались большие шатры, где располагались хозяева и гости. Чаще же важные переговоры организовывали в селах или городах. А наиболее значимые — в столицах тех или иных княжеств. Мы знаем о некоторых съездах в Древней и Средневековой Руси — в Киеве, во Владимире, Чернигове, Ростове и в том же Переяславле.
Для большого съезда выбирался город «со смыслом». Представителям особо чтимых княжеских родов важно было, чтобы съезд проходил на их землях или в граде, связанном с их великими предками, дабы показать гостям всю мощь своих семейных связей и владений.
Переговоры происходили часто не за столом, а «на ковре». То была не просто дань какой-то восточной или иной традиции. Ковер выступал символом единства и братства, мирного ведения беседы. Такую «формулу» встреч определил как-то князь Владимир Мономах (что зафиксировали летописи), когда предлагал во время одного из съездов гостям «сесть с братьями на едином ковре». Единый ковер становился единым сакральным пространством, он уничтожал преграды и временно роднил или даже уравнивал тех, кто пришел на снем. Отказаться сесть или возлечь на общем ковре означало — несогласие или недоброжелательность.
Чем обычно завершались переговоры? Как правило, составлением какого-то документа, возможно даже, определенной грамоты — докончальной или иной (о чем мы поговорим позднее). Этот документ скреплялся подписями, иногда печатями, при этом действе присутствовали «послы» или «послухи», то есть — свидетели (как правило — очень именитые и приближенные к князьям люди, скорее всего бояре).
А в самом завершении, в знак более серьезного подтверждения правды происходящего, — целовали крест. Личное целование креста каждым князем после удачных переговоров было важнее, нежели подписание договора. «А на том крест целовали» — формула сия никак не могла быть нарушена. Хоть и сказано в Писании — «не клянитесь», но именно целование креста становилось заменой бывшей языческой клятвы, включая известные когда-то клятвы на крови, вроде ритуальных жертвоприношений.
Нарушение письменных договоров было делом частым и, можно сказать, вполне понятным (менялась ситуация или время — менялись и условия договоренностей). Но поступить против крестного целования — означало совершить настоящее предательство. И оно — крестное целование — было гораздо серьезнее любых бумаг, пергаменов или печатей, становилось поводом долгих распрей и даже войн, вплоть до уничтожения (подчинения) княжеств.
Известно, что договор можно было просто прервать или даже физически уничтожить, например, порвать (что довольно редко, но происходило), но, для того чтобы «снять крестное целование», иногда приходилось прибегать к вмешательству главного церковного иерарха — митрополита, который подписывал в связи с этим специальные грамоты. Яркий пример этому (один из многих) — более поздняя, начала XV века «грамота Псковичам о снятии с них крестного целования и об отмене уставной грамоты князя Константина Дмитриевича» (младшего брата князя Юрия Звенигородского), подписанная митрополитом Фотием.
Итак, после всех вышеприведенных процедур завершалась официальная часть княжеского снема. И наступала другая его «половина», едва ли не самая известная в истории.
Пир.
* * *
Важный и только что подписанный договор, а также крестное целование надо было как-то отметить. Потому и начинался настоящий праздник, сродни большому загулу. Вот откуда появились те самые былинные рассказы, которые сформировали у наших современников представление о княжеских собраниях как о больших торжествах, где столы ломились от снеди, а вино и мед текли рекой, в основном — «по усам, в рот не попадая».
На самом деле это не далеко от исторической правды. Если уж пиры «закатывались», то весьма внушительные. Иногда они длились днями, даже неделями. Вручались взаимные подарки (вплоть до лучших коней и оружия), произносились здравицы, бояре или известные ратники соревновались в количестве съеденного или выпитого. Качество праздника должно было соответствовать важности съезда.
В том самом 1374 году княжеский снем продолжался не одну неделю. Он собирался, с небольшим перерывом, дважды. Незаметно съезд-пир «перешел» в год 1375-й, где весной повторился. И, что довольно редко случалось, в числе гостей на переговорах были также главные представители Русской православной церкви.
Что же такое там могло происходить?
* * *
Дабы разобраться в этом, ответим, прежде всего, на первый вопрос: почему для снема русских князей тогда был выбран град Переяславль-Залесский?
Великое княжество Владимирское (Московское) раскинулось в разных направлениях от новой его столицы, приютившейся на берегу Москвы-реки. К северу с подмосковными землями соседствовал край Переяславский. Притоки Волги и Клязьмы, словно артерии и вены, испещряли живописные окрестности. Но главным природным центром края стало знаменитое озеро, похожее на море, именуемое также Переяславским, или, как принято было величать его в другие времена, — Плещеевым.
Название появившегося здесь города — Переяславля, ставшего затем на некоторое время столицей отдельного княжества, пришло с юга, когда некоторые города Киевской Руси вдруг получили одноименных двойников на Севере, в Залесье. В таком одинаковом наименовании старых городов был некий сакральный смысл. Так возникало ощущение, что Древняя Русь словно бы «переехала» из Киевских земель, сохранилась, ожила вновь, но уже в других местах. Собственно поэтому город у озера величали двойным именем — Переяславль-Залесский, то есть — находящийся «за лесами» (чтобы не путать с южным «оригиналом»), а позднее буква «я» просто исчезла, в результате чего мы теперь знаем его как Пересланль.
Город у Плещеева озера был славен своей историей. Имя его также связано было с князем Александром Невским — победителем тевтонских рыцарей, что всегда придавало месту особую значимость.
