– Глеб, нужно осторожно, по одному, выбираться через задние двери, – тихо сказал Дэн.
Даже в такой критической ситуации мне было неприятно, что эта простая мысль пришла в голову не мне, а Никитину. Впрочем, он находился в салоне, опасность не дышала ему в лицо так близко, он не видел бурлящую реку, не ощущал на щеках злые пощипывания ветерка и редких дождевых капель.
– Осторожно, по одному, выходим через двери грузового отсека. Дэн, постарайся открыть их, не раскачивая автобус, – приказал я.
Никитин ювелирно справился с задачей и распахнул задние двери так, что автобус качнуло всего два раза – несильно и деликатно.
Первым выскочил на дорогу Ильич, даже Рон не смог его обогнать. Затем на твёрдую землю по очереди ступили Адабас и Герман. Сазон вылез из автобуса, как будто бы погулять вышел – потянулся, огляделся, любуясь шикарным видом, и засвистел мотив военного марша.
– Теперь вы. – Никитин в зеркало посмотрел мне в глаза.
– Я выйду после всех, – сказал я таким тоном, чтобы у него не возникло желания мне возражать.
– Я не пойду без тебя, – прошептала Беда.
– Пойдёшь. Мы всё равно не сможем выйти одновременно. Ты первая, я за тобой.
– Я помогу! Давай руку! – Никитин протянул Элке широкую крепкую ладонь.
Элка жалобно посмотрела на меня, словно не зная, что ей делать.
Меньше всего мне хотелось, чтобы он ей помогал.
Меньше всего мне хотелось, чтобы она держалась за его руку!
– Вперёд! – приказал я Беде. – Можешь цепляться за него всеми конечностями. Я потом ему просто морду набью и всё.
– А ты точно выберешься? – спросила она.
– Да куда я денусь-то? – как можно более бодрым голосом заверил я Элку.
Она протянула Никитину руку и осторожно перелезла через сидение. Автобус прилично качнуло взад-вперёд, Элка взвизгнула, и на карачках, почти по-пластунски добралась до двери, придерживаемая Никитиным.
– Теперь ты! – крикнул Никитин с улицы, как будто я без него не знал, что оставаться в раскачивающемся автобусе смертельно опасно.
– Глеб! Будь осторожен! – крикнула Элка.
Я набрал в лёгкие воздух. Предстояло вылезти из-за руля так, что автобус не накренило резко вперёд от моих движений…
У меня это почти получилось, но в последний момент…
В последний момент дьявол дёрнул меня посмотреть в зеркало заднего вида. Высокий участок дороги, на котором нас поджидали борисовцы, отлично просматривался. «Патролов» там уже не было. Очевидно, они увидели, что с нами произошло, и рванули вниз, чтобы взять нас беспомощными и тёпленькими. А может, они ринулись спасать наш автобус? Ведь он им был так дорог!
Наверное, эти мысли заставили меня непозволительно сильно дёрнуться. Или быстрее, чем следовало, рвануть вперёд. А может, став легче, на пять человек и одну собаку, автобус усилил амплитуду своих раскачиваний.
Во всяком случае, едва я занёс ногу, чтобы перелезть через сиденье, «скул бас» уверенно и сильно наклонился вперёд. От резкого качка меня мотнуло назад. Я оступился. Или поскользнулся. Сознание уже не очень отчётливо фиксировало мои действия и отказывалось давать подсказки. Не удержавшись на ногах, я вылетел в окно, не успев ни за что зацепиться.
Где-то высоко в небе пронзительно закричала птица.
Я летел и думал о том, что более бездарного конца я для себя и придумать не мог… Я летел и думал о том, что Беда останется молодой вдовой, а Никитин, как шакал, будет ждать, когда она отойдёт от горя и посмотрит, наконец, благосклонно в его сторону… Я летел и думал о том, что в принципе, без меня никто не пропадёт – ни Элка, ни Сазон, ни ученики, ни Троцкий… Я летел и понимал, что тело моё унесёт горная речка, и никто никогда его не найдёт…
Я летел и думал… что перед смертью хоть налетаюсь.
Вода оказалась пронзительно-ледяной. Меня это удивило, потому что по моим расчётам я должен был разбиться о каменистое дно или скалистый берег и не чувствовать таких приземлённых вещей, как температура воды.
«Я жив?» – больно запульсировало в висках, и пришлось приложить усилия, чтобы не захлебнуться в жестокой круговерти бешеного течения.
Меня бросало, крутило, ударяло о камни, накрывало тугими волнами с головой, но я боролся, потому что силы ещё остались, и потому что этому я учил детей – бороться, пока остаются силы.
Что-то тяжёлое и большое плюхнулось в воду рядом со мной. Не обратив на это внимания, я с трудом справлялся с течением, не давая ему швырять меня, как заблагорассудится. Я плыл, плохо, с трудом, но плыл, и вдруг почувствовал, что всё это бесполезно – от ледяной воды ноги начала сводить судорога.
Лучше бы я сразу разбился о скалы.
– Глеб! – заорал рядом знакомый голос. – Держись!!! Держись за меня!!
Мне было решительно по фигу, за что держаться, лишь бы Элка не осталась вдовой, лишь бы Дэн, как шакал, не дождался, когда она отойдёт от горя и обратит на него внимание. Мне было плевать, за что держаться, поэтому я вцепился в чьи-то могучие плечи, остатками угасающего сознания пытаясь понять, кто ещё кроме меня бултыхнулся в эту горную реку, кому пришла в голову дурная идея спасать меня и откуда он знает, что меня зовут Глеб.
Парень комплекции и сложения не слабее, чем у меня, уцепился за скалистый выступ и стал выбираться на сушу, пытаясь вытянуть и меня. Течение старалось вырвать меня из его рук, но я боролся, помогал ему, и он оказался не слабак, – тянул меня за ремень, за плечи, за голову, – поэтому через долгие минуты борьбы мы оказались на скользком и мокром камне.
Как только вода перестала застилать мне глаза, я узнал его. И сразу перестал за него хвататься, соскользнув наполовину обратно вводу.
Уж лучше я утону, чем буду обязан жизнью Никитину. Никогда ЕМУ я не позволю себя спасти.
– Идиот! – крикнул Дэн, едва успев схватить меня за ремень. – Если ты не будешь мне помогать, мы оба погибнем!
– Откуда ты взялся?! – заорал я.
– Ты не поверишь! Сиганул за тобой с горы! Терпеть не могу нырять с высоты, но пришлось…
– Зачем? – продолжил я бессмысленный допрос, с трудом удерживаясь на скользком камене. Ноги мои трепало течение, но я не делал ни малейшей попытки выбраться из воды.
– Твоя жена назначила меня твоим телохранителем! Ты что, не помнишь? – Он дёргал меня за ремень, пытаясь вытянуть на валун. Нужно было перестать выпендриваться и помочь ему, но мысль, что Никитин спасёт меня, была просто невыносима. Пару раз я с головой ушёл под воду, хлебнув её столько, что с чистой душой можно было считаться утопленником. Дэн всё же собрался с силами и вытянул меня на камень, словно удачливый рыбак жирную форель. Правда, при этом так шибанул меня головой о валун, что я потерял сознание.
Очнулся я от того, что Никитин дул мне в рот и резко нажимал на грудь. Ничего более мерзопакостного со мною в жизни никто не делал. Пришлось ударить его под дых. Согнувшись пополам и хватая ртом воздух, Никитин крикнул:
