– А отчего кулаками не помахать?! – азартно воскликнул дед. – Два коня – молодые, здоровые!
– Опять Глеб Сергеевич в речку свалился!
– Отлично, коммандос!
– Никитин бежит по берегу и протягивает ему руку!
– Замечательно, сэр!!
– Глеб не хочет спасаться!
– Ну зашибись, камрад…
– Ой, его на скалу несёт! Сейчас разобьётся!
– Это скала разобьётся, бестолочь!
– Дэн его вытащил, вытащил! И поволок в кусты!
– Хорошо, что скала не пострадала. Природу надо беречь!
Пока Сазон с Абросимовым от страха и отчаяния упражнялись в остроумии, пока Адабас кружил в своём темпераментном танце, пока Троцкий в отчаянии и страхе закрывал руками лицо, я взяла жилет Дэна, перешла на противоположную сторону дороги, спряталась в кусты и обыскала все карманы. Обыскала тщательно, не торопясь, вдумчиво, с расстановкой, разглядывая все мелкие предметы, пуговицы и молнии.
Лучше бы я этого не делала.
Пластиковые корочки, которые я нашла в маленьком потайном отделении, произвели на меня впечатление грохнувшего метеорита.
Впрочем, нет…
Никакого впечатления они на меня не произвели. Пришлось признаться самой себе, что что-то подобное я и предполагала.
Я аккуратно упаковала документ обратно в карман, взяла жилет двумя пальцами, словно боялась, что он укусит меня, и вернулась к противоположной обочине, где уже развернулась операция по спасению «скул баса». Металлическим тросом автобус был привязан к КамАЗу, и тот рывками, осторожно, по команде Германа, вытягивал его из пропасти. Водительская солидарность – великая вещь. Можно даже не просить о помощи на дороге. Увидев аварийную ситуацию, проезжающие мимо водители сами остановятся и помогут, чем смогут.
И тут случилось то, что должно было произойти. Из-за поворота, навстречу нам вынырнули два потрёпанных в бою «Патрола».
– Сазон! – закричала я.
Дед вздрогнул, оглянулся и выхватил пистолет.
– Стоять! – дурным голосом завопил он и бросился наперерез машинам. – Стоять, падлы!! Герман, если они приблизятся ещё на метр, отцепляй трос и толкай автобус в обрыв!!
Абросимов побледнел и кивнул. Джипы с визгом затормозили. За глухой тонировкой не было видно, кто сидит за рулём.
– Замерли, падлы! Не дышим! Маму вспоминаем! И молимся, молимся, падлы, за свою жизнь и наше здоровье!! – Сазон несколько раз пальнул на удачу по колёсам «Патролов». Колёса вдруг зашипели и стали спускать, как детские мячики, которые проткнули гвоздём.
– А-а, гады, всё-таки не бронированные у вас шины-то! Всё-таки брешь, плешь и седину на висках я вам обеспечил! Если тронетесь с места, будете отскребать автобус по всему ущелью! А если тронете нас, мои пацаны сделают из вашей группировки младшую группу детского сада! Будете писать в штаны, учиться говорить заново и искать мамин подол!!
Не знаю, что больше подействовало на борисовцев: угроза столкнуть «скул бас» в пропасть, простреленные колёса, или неистовое бешенство деда. А может, у них была какая-то установка, которую они не имели права нарушать? Во всяком случае, джипы не тронулись с места, не предприняли попыток преградить нам дорогу и позволили побледневшему камазисту вытащить автобус на дорогу. Адабас поднял с земли камень и запустил им в лобовое стекло одного из «Патролов». Стекло жалобно хрустнуло и пошло мелкими трещинами. Я приготовилась умереть под шквальным огнём, но ничего такого не произошло.
– Дух дорог жжот! – довольно сказал Адабас, отряхивая руки от дорожной пыли.
– За мной! – заорал Герман, запрыгивая за руль. Не успела я подумать, что он довольно странно ведёт себя для бандитского ставленника, как все стремительно погрузились в автобус – первым Ильич, за ним Рокки, потом Сазон, Адабас и я.
– Записывай, доча! – крикнул дед, проверяя обойму в «Макарове». И довольно добавил: – С такими конкретными пацанами нужно уметь очень конкретно разговаривать.
Благодарно махнув обалдевшему камазисту рукой, Герман с пробуксовкой стартанул с места.
– Глеб с Дэном должны нам навстречу выйти. Там вдоль реки наверняка дорога в обход трассы есть! – озадаченно сказал он по громкой связи.
Я так и держала, прижав к груди, жилет Дэна. Абросимов гнал автобус на предельной скорости и, надо признать, он делал это не хуже Бизона. Я всё-таки додумала до конца мысль, что Герман странно ведёт себя для «подсадной утки». А может, именно поэтому с нами не расправляются, как с новорождёнными котятами?! Может быть, именно поэтому в нас не стреляют?
Я огляделась, на меня никто не обращал никакого внимания. Абросимов сосредоточенно вёл автобус, Адабас и дед прильнули к окну, высматривая, нет ли преследования, Ильич… Ильича вообще не было видно, он или залез в своё любимое укрытие под кровать, или спрятался в туалете.
Я аккуратно вытащила из-под полки Германа его дорожную сумку и расстегнула молнию. Это было подло, мелко и решительно неприлично, но я подумала, что плевать на мораль, когда речь идёт о жизни и смерти.
Ничего интересного в сумке не оказалось. Обычный набор командировочного – одноразовые бритвенные станки в пакетике, зубная щётка в жёстком чехле, смена белья, пара запасных носков, солнцезащитные очки, тёплый свитер и брошюрка под названием «Путь к успеху». Под подушкой, матрасом, в карманах куртки, которые я незаметно обшарила, тоже ничего не было. Всё было слишком стерильно, и это мне не понравилось больше всего. «Обжитой» жилет Дэна выглядел гораздо симпатичнее и человечнее выхолощенных вещей Германа Львовича. Ни тебе шелухи от семечек, ни фантиков от конфет, ни старых квитанций, чеков, грязных носовых платков или визитных карточек. Как говорил один милицейский парень: «Господа понятые, кина не будет, можете расходиться по хатам!»
Минут пять мы ехали молча. Я пыталась размышлять и анализировать, но беспокойство за Глеба мешало мне сосредоточиться. Тогда я обняла Рокки и прижалась щекой к его морде. Он заскулил, завилял хвостом и припал на передние лапы, словно собираясь играть.
– Как ты думаешь, когда они вернутся? – спросила я на ухо собаку. Наверное, ему стало щекотно, потому что он взвизгнул и ринулся к двери.
– Вон они! – крикнул Абросимов в микрофон. – Поднимаются по обходной дороге, как я и говорил!
Автобус резко затормозил, мы выскочили на улицу. Рокки с лаем понёсся вниз, по пологому склону, который в этом месте трассы невероятным образом сменил крутой обрыв.
Солнце ослепило меня. Я прикрыла глаза рукой и сквозь пальцы, в бьющем, жизнеутверждающем потоке яркого света увидела, как вверх по тропинке поднимается странная процессия.
Впереди, на лошади ехал алтаец, за ним, под уздцы вёл вторую лошадь Никитин. Вдоль крупа немолодой кобылы лежал Бизон, заботливо привязанный к седлу верёвкой. Его голова была прикрыта огромным клетчатым носовым платком, судя по цвету, не первой свежести.
