— Откуда она тогда? — настаивал Бекстрём.
— На мой взгляд, из Азии, — ответил Эдвин. — Из Таиланда, Вьетнама, Филиппин, пожалуй, Китая или даже Японии. С Дальнего, но не с Ближнего Востока. Хотя это просто мои ощущения.
— Я думаю, с этим не возникнет проблем, — сказал Бекстрём. — Как только мы получим ее ДНК.
— Из пульпы зуба, — добавил Эдвин и кивнул. — Принимая в расчет состояние ее зубов, это, пожалуй, не составит труда.
— Угу, — кивнул Бекстрём.
«А чего я, собственно, ожидал?» — подумал он.
— Остается решающий вопрос, — продолжил Эдвин, поставив ручкой галочку в своей записной книжке.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Бекстрём.
— Убийство или самоубийство, — пояснил Эдвин.
— Да, я как раз собирался задать его тебе. — Бекстрём откровенно солгал, поскольку последние минуты их разговора думал исключительно о том, что ему пришло время смешать себе новую порцию коктейля. — И что ты думаешь об этом? — спросил он.
Нельзя исключать самоубийство. Судя по входному отверстию и углу, под которым вошла пуля, выстрел с близкого расстояния в правый висок. Пожалуй, даже в упор, если в качестве оружия использовался пистолет или револьвер, а не ружье. Самоубийства с использованием огнестрельного оружия, кроме того, более обычное дело, чем убийства, даже если, как правило, мужчины, а не женщины лишали себя жизни таким способом. Если бы входное отверстие находилось в нёбе на верхней челюсти, Эдвин почти не сомневался бы, что ни о каком преступлении речь не шла.
— И какие у тебя предположения? — не сдавался Бекстрём. — Как, где и когда? Ты же знаешь, о чем я постоянно талдычу.
«Лучше воспользоваться случаем, — подумал он, — пока малыш Эдвин не вернулся в ту далекую галактику, откуда прибыл. Место, обитателям которого известно все то, о чем всем другим и, к сожалению, также мне самому еще приходится размышлять».
По мнению Эдвина, это было убийство. И главным образом исходя из полицейского правила, касавшегося нераскрытых случаев.
— Как обычно говорит комиссар: «Считай все убийством, пока обратное не доказано», — сказал Эдвин и уверенно кивнул.
Больше ему почти нечего было добавить. За исключением того, что преступление, вероятно, произошло не там, где он нашел череп. Поскольку череп лежал у лисьей норы, Эдвин считал, что тело изначально закопали или спрятали где-то в другом месте на острове. От ближайшего берега нору отделяли почти сто метров, достаточное пространство, чтобы спрятать труп, так зачем было тащить его еще куда-то без всякой на то необходимости?
— Я же бывал на этом острове раньше, — объяснил Эдвин. — Вокруг главным образом заросли кустарника. Почти как джунгли. Кому понадобится таскать мертвеца, если этого можно избежать.
— И где же тогда место преступления? — спросил Бекстрём.
— Пожалуй, это лодка, — сказал Эдвин. — В таком случае, по-моему, все произошло летом, когда люди, у которых есть такая возможность, обычно совершают прогулки по озеру.
«Я того же мнения, — согласился Бекстрём, пусть и ограничился лишь кивком. — Зачем отправляться на озеро, если хочешь всего лишь избавиться от мертвого тела? Сначала мужчина, вероятно, бросил на ночь якорь в какой-нибудь подходящей бухточке. А потом, когда они выпили и закусили, составлявшая ему компанию женщина стала допекать его. Тогда он принес мелкокалиберное ружье, имевшееся у него в лодке, и положил конец затянувшейся дискуссии, выстрелив ей в голову».
Комиссар криминальной полиции Эверт Бекстрём ограничился кивком, не видя смысла в том, чтобы напрасно сотрясать воздух.
— Когда это случилось, по-твоему? — спросил он.
По данному пункту — когда именно прозвучал смертоносный выстрел — Эдвин еще не пришел к определен ному мнению. С помощью Гугла он выяснил, что патроны 22-го калибра выпускались уже почти сто тридцать лет, а данные подобного рода оттуда почти всегда соответство вали истине. Кроме того, хватало черепов, пребывавших в столь же хорошем состоянии, как и тот, который он нашел, хотя они могли пролежать в земле более сотни лет. Но будь у него возможность выбирать, он склонился бы к варианту, что речь шла об убийстве, совершенном уже после его появления на свет. То есть в течение последних десяти лет.
— Если бы ты мог выбирать… — повторил Бекстрём. — Что ты имеешь в виду?
— Поскольку именно я нашел ее, — пояснил Эдвин, — в этом была бы некая справедливость. Комиссар наверняка понимает, о чем я говорю.
5
— Большое спасибо тебе, Эдвин. — Бекстрём дружелюбно кивнул своему посетителю. — Я могу еще что-то для тебя сделать?
— А нельзя ли мне получить бутерброд? — спросил Эдвин. — Просто я немного голоден.
— Естественно, — произнес Бекстрём с явной теплотой в голосе. — У меня есть ветчина, и колбаса, и печеночный паштет, и кое-что еще. Селедка и креветочный салат с майонезом, икра уклейки, копченый угорь и лосось. Ты можешь взять что хочешь.
— Спасибо, — сказал Эдвин. — Меня интересует еще одно дело.
— Я слушаю.
— Нам, пожалуй, стоит переговорить с Фурухьельмом.
— Фурухьельмом?
— Да, он заведующий лагерем, где я нахожусь. И может поднять шум, поскольку я не предупредил, прежде чем уйти. И не разговаривал ни с кем об этом. — Он кивнул в сторону лежавшего на столе пластикового пакета.
— Разумно с твоей стороны, — похвалил его Бекстрём. — Люди обычно слишком много болтают, а это должно остаться между нами. Не беспокойся. Я все улажу.
— А как мы поступим с моими папой и мамой? — спросил Эдвин.
— С этим я тоже разберусь.
— Вот здорово! — воскликнул Эдвин, настроение которого сразу улучшилось.
— Так что не беспокойся, — сказал Бекстрём. — Тебе главное сейчас перекусить.
«Проблемы, проблемы, проблемы», — подумал комиссар, как только Эдвин исчез в его кухне. Даже не размышляя подробно над этим делом, он уже видел полдюжины практических проблем, требовавших неотложных мер в связи с помощью, оказанной полиции его юным соседом, которая в форме пластикового пакета торговой сети «Консум» лежала на придиванном столике в его квартире. К несчастью, они имели непосредственное отношение к его службе, а поскольку он был шефом, ему оставалось только отдать приказ и позаботиться о том, чтобы кто-нибудь из сотрудников разобрался с данной частью всего целого.
«Надо перекинуть на кого-то практическую сторону, — подумал Бекстрём. — Позвоню-ка я Утке».
Новоиспеченный комиссар криминальной полиции Анника Карлссон была «наиближайшим человеком» Бекстрёма в отделе тяжких преступлений. Коллеги прозвали ее Уткой, и являлось ли это прозвище проявлением симпатии или средством оскорбления, зависело от того, кто произносил его. Но в любом случае, прежде чем делать это, считалось разумным предварительно убедиться, что сама она находится на приличном расстоянии и прозвище не достигнет ее ушей.
