Посетителей в его палате становилось с каждым днем все больше. Друзья, журналисты, деловые партнеры, коллеги по государственной службе, политики, Джозеф Дэниэлс, бывший министр военно-морского флота, одним из первых получил разрешение наведаться в палату Рузвельта. Вид парализованного бывшего заместителя привел его в состояние сильнейшего душевного расстройства. Франклин, увидев это, наградил старика сильным толчком и, смеясь в изумленное лицо Дэниэлса, сказал: «Вы рассчитывали увидеть инвалида, а я могу в первой же схватке свалить вас с ног!»
Источником мужества Франклина, пишет его современный биограф, были более сложные причины и мотивы, нежели только желание не видеть в глазах своих собеседников жалости, сочувствия или пример «дяди Тедди», храбро сражавшегося с хищниками и нередко страдавшего от их когтей и зубов. «Частично это было связано с верностью стандартам его времени и класса. «Дети тогда воспитывались иначе, чем теперь, – сказала как-то кузина Франклина Лаура Делано журналисту, взявшему у нее интервью и выспрашивающему о состоянии духа Франклина. – Вы просто никогда не должны были говорить, что вы больны. Я всегда думаю, что это было хорошей тренировкой для Франклина, когда он обезножил, он никогда не жаловался. Вы как-то просто не замечали то, что он частично парализован». Свойство привитого стоицизма было особенно типично для детей семьи Делано (к этой семье принадлежала мать Франклина – Сара. – В.М.). Франклин был с детства воспитан являть миру внешнюю невозмутимость, т. е. всегда казаться «очень приятным… или иначе всегда ясным и счастливым», как говорил об этом его дед со стороны матери Делано. Не хныкать, не волноваться, быть невозмутимым» {36}.
Франклин вышел (или лучше сказать был вывезен) из клиники 28 октября 1921 г., пробыв на больничной койке 6 недель. В его истории болезни было записано «без улучшений». Местопребыванием семьи стал их дом в Нью-Йорке на Ист 65 Стрит. Утром 1 декабря Франклин приступил к ежедневному интенсивному тренингу по методу дипломированного врача-физиотерапевта Кэтлин Лейк. Вскоре окружающие (в особенности дети) перестали видеть в нем неподвижного, немощного затворника самой нешумной комнаты в доме. Тактика Элеоноры и Луиса Хоу способствовала этому. Оба они решили, что никогда не будут общаться с Франклином как с инвалидом и отгораживать его от внешнего мира, его радостей и злоключений.
Избранная тактика себя оправдала. Довольно быстро Франклин втягивался в привычный для него ритм жизни, отдавая массу времени физкультуре. И для начала он возобновил свою переписку с лидерами Демократической партии о ее будущем и убедился, что он не только не забыт, но и интересует всех как возможный кандидат на выборах в сенат конгресса США. Вернувшееся ощущение, что его, как выразился верный Хоу, «активный ум» востребован, придавало дополнительные силы, несмотря на возвращающуюся боль и множество неудобств, с которыми приходилось сталкиваться ежеминутно. Невероятным усилием воли Рузвельт приучил всех, что он может обойтись без жалоб, каких-либо дополнительных просьб и услуг. С железной последовательностью он вновь возвращал знакомый распорядок и в семейный быт. Он вернулся к своей знаменитой коллекции марок, к строительству движущихся макетов судов, участию в соревнованиях и подведении их итогов, собиранию картин маринистов, к чтению. Прочитав ставшую очень популярной книгу Герберта Кларка Гувера «Американский индивидуализм», он послал автору комплиментарное письмо-отзыв.
Первый опыт использования им стальных протезов, позволявших периодически вставать на ноги {37}, ознаменовался возвращением к работе в «Фиделити энд депозит компани оф Мэриленд». Он прервал свое партнерское участие в юридической фирме «Эммет, Марвин и Рузвельт» и через пару месяцев стал одним из учредителей большой, доходной венчурной компании, действующей в сфере корпоративного бизнеса. Его избирают президентом Строительного совета Америки. И хотя бизнес и деятельность корпоративного юриста отнимали массу времени и сил, политика обладала особым притяжением и особо важным полем деятельности в глазах Рузвельта. С помощью своего маленького штаба – Элеонора, Луис Хоу и личный секретарь Маргарита Лехэнд – он вошел в контакт с местными организациями и клубами Демократической партии посредством личных писем и обращений. В них он излагал принципы партийной перестройки, в которых настаивал на сохранении правительства США вне контроля «профессиональных денежных воротил», критиковал республиканцев за их убеждения в том, что законы «существуют только для того, чтобы делать людей богатыми без учета интереса большинства народа в построении процветающей и счастливой страны», и убеждал своих единоверцев по партии, что она должна оставаться верной «принципам прогрессивной демократии», избегая крайностей радикализма. Луис Хоу искусно играл роль компаньона, секретаря, телохранителя, устроителя дружеских вечеринок и угощений с коктейлями.
К началу избирательной кампании по выборам президента в 1924 г. Рузвельт, оставаясь еще преимущественно ограниченным в передвижении, играл уже заметную роль в определении стратегии своей партии, подборе и выдвижении кандидатов на различные выборные посты. Он был членом попечительских советов многих университетов. Влияние «отшельника» из Гайд-Парка чудесным образом получило последовательное распространение: через прессу, радио, заочное присутствие на партийных собраниях (об этом позаботились Луис Хоу и Элеонора), благотворительных мероприятиях, публичных диспутах о нем и его позициях узнавали десятки и сотни тысяч людей. Используя дружеские отношения Л. Хоу с профсоюзами, он поддерживал с ними оживленные связи. Публичная деятельность Элеоноры в женском движении помогала не выветриваться имени Рузвельта из сознания людей. Важную роль играла информация о стараниях Рузвельта растормошить публику в связи с угрозой распространения полиомиелита и активизацией поиска средств борьбы с этим опасным заболеванием. Когда в начале 1927 г. врачи-ортопеды официально заявили о благотворном действии теплых геотермальных источников в штате Джорджия и рекомендовали создать постоянный медицинский центр в местечке Уорм-Спрингс, Франклин Рузвельт и Луис Хоу немедленно включились в кампанию по сбору средств по всей стране для строительства небольшого курорта со всей инфраструктурой (бассейн, гостиничный комплекс, дороги и т. д.). Рузвельт, находясь в Гайд-Парке, осуществлял руководство организационной деятельностью: сбор пожертвований, набор персонала, строительство и т. д. А после завершения всех мероприятий он стал почетным членом общины больных, живым, вдохновляющим примером стойкости и веры в исцеление. Самим своим присутствием, общением с мужчинами, женщинами и детьми, прогулками в специально оборудованном для него паккарде с открытым верхом, заразительным оптимизмом, игрой в ватерполо Рузвельт вселял веру в то, что страшная болезнь может отступить. Пресса время от времени оповещала страну о прогрессе благородного начинания предприимчивого «старого доктора Рузвельта». Благодаря твердой дружбе с владельцем «Фиделити» Ван Лир Блэком он оставался в платежной ведомости компании.
В политике фортуна стала, кажется, более приветливой к Франклину накануне президентских выборов 1924 г. Разумеется, он не мог претендовать на выдвижение кандидатом любого уровня, да и в целом шансы демократов были невелики. Коррупционный скандал, в котором оказался замешанным У. Мак Аду, один из лидеров партии, заставил обратить внимание на Рузвельта, как на самую популярную фигуру в партии, не связанную интригами и распрями. По оценке большой прессы, фактически у него не было соперников на съезде в 1924 г. А еще один нокаут, сваливший новоиспеченного кандидата демократов уолл-стритовского юриста Дж. Дэвиса, недобравшего осенью того же года на выборах и 30 % голосов, укрепил Рузвельта в убеждении, что «просперити», высокие заработки в стране и стабильный рынок делают невозможным для демократов выплыть против течения и вновь стать у руля страны. Наступала полоса ожидания.
