Книга Темный, страница 9. Автор книги Юлия Трегубова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Темный»

Cтраница 9

Постепенно события ушедшего дня вереницей выстроились в ряд — Герман вспомнил и про Олега, и про странный разговор, потерянные лица студентов. Они все стояли здесь, перед ним — не вычеркнуть, не стереть из памяти. «Третий день, — сообразил он, — третий день сегодня».

Руки нехотя потянулись к коробке. Под грубой бумагой оказалось что-то вроде футляра, а внутри — удивительная вещь. Ничего подобного Герман в руках еще не держал.

Он никогда не был ни ценителем, ни знатоком оружия. В армии служить не довелось. Да и тяги к всевозможным мужским забавам — охоте, рыбалке, стрельбе, метанию ножей — он не испытывал. Но эту тяжелую из холодного металла штуку выпускать из рук совсем не хотелось.

Старинный, по всей видимости, века девятнадцатого, кинжал в богатых, покрытых серебряной чеканной зернью, ножнах походил скорее на произведение искусства. Зеркальная поверхность лезвия сверкала на солнце. Чьи-то руки щепетильно следили за оружием — начищен до блеска. На головке рукояти в обрамлении чеканного кудрявого узора восседал черный плоский жук. Расправленными крыльями, украшенными бирюзовой глазурью, он держал над своей головой красный круг. Эмблема приковывала взгляд. «Скарабей, что ли? — рассматривал Герман необычный символ. — Где-то я уже видел подобное».

От любования необычным подарком отвлек звонок. Олечка — аспирантка:

— Похороны сегодня в двенадцать. Придете? Адрес только запишите.

Кинжал так и остался ловить солнечные блики своим холодно-зеркальным лезвием чуть поодаль от ноутбука на рабочем столе.

А Германа снова подхватила волна вчерашнего водоворота событий и понесла на своем хребте по адресу, нацарапанному на скорую руку.


Всегда ощущается какой-то второй кожей, когда в доме покойник. Охота спрятать лицо в воротник, натянуть рукава подлиннее, чтобы ни один кусочек тела не пропитался этим запахом смерти. Еле уловимо он парит уже на подходе к дому. И кажется, что этот ползучий аромат просачивается в каждую пору, пропитывает тебя с каждым новым глотком воздуха.

Герман не любил прощания. И гробов с детства боялся. Обшитый бордовым бархатом ящик вызывал необъяснимый мистический ужас. Вот и сейчас напуганный мальчик с опаской выглядывал из-под насупленных бровей взрослого преподавателя.

Уже на подступе к квартире, на лестничном пролете, доносились всхлипы, вздохи и тихое перешептывание. На пороге толпились студенты. Девчонки мялись, не решаясь зайти внутрь. На бледных лицах выступал страх — страх взглянуть на молодую, но прервавшуюся жизнь.

— Говорят, надо за ноги потрогать, тогда сниться не будет, — донеслось из толпы.

Герман подошел ближе. Возложив к ногам покойного студента две красные розы, он обвел взглядом присутствующих. Раскрасневшиеся и опухшие щеки Ирки Кастинцевой то прятались, то выныривали из-за плеча женщины, словно черным истуканом стоявшей у гроба, — казалось, она замерла и превратилась в столп. Ни дыхания, ни движения — ничего. Словно жизнь испарилась из этого хрупкого тела. Темная вуаль скрывала от всех глаза, но скользящие по щекам слезы выдавали зажатую внутри боль.

«Наверно, мать», — подумалось Герману.

Мрачной вереницей люди потянулись к выходу. Бледнолицые ребята, стиснув губы, несли на своих плечах немой груз.

Небо хмурилось, одаривая землю серой моросью. Герман продрог. Он терпеть не мог раннюю весну с ее сыростью и слякотью. Завывание ветра, словно церковный хор вдалеке взял высокую ноту за упокой, проносилось над кладбищем.

Герман стоял, кутаясь в легкий плащ, и смотрел на свежую могилу. Коллеги-преподаватели почему-то держались на расстоянии и лишь изредка бросали на Германа косые взгляды.

— А эта… так и не пришла, представляете? — раздался знакомый голос за спиной.

Ирка будто подкралась сзади.

— Кто не пришла? — переспросил Герман.

— Ну подружка его новая. Хотя подружкой назвать ее сложно. — Ирка поморщилась, предусмотрительно огляделась по сторонам и шепотом добавила: — Она вроде как старше его была. Намного.

Недобрым взглядом стреляла в их сторону женщина-истукан.

— А эта женщина в черном, с вуалью — мать его? — поинтересовался Герман.

— Да! Надежда Петровна, — шмыгнув носом, ответила студентка. По-видимому, холод пробрал не только Германа. Ирка ежилась и переминалась с ноги на ногу. Нос порозовел. Да и щеки сияли нездоровым румянцем. — Жалко ее пипец как!

— Тебе согреться надо бы. Беги туда, совсем заиндевела, — Герман указал на автобус, который привез всех вузовских гостей, — простудишься, чего доброго.

— Да ладно, ничо со мной не будет.

Минуту спустя Герман подошел к матери Олега. Не мог он смотреть со стороны на этот сгусток боли. Не мог уйти, ничего не сказав. Да, слова не утешат, не помогут и сына этой женщине не вернут. Но все же не по-людски как-то…

— Надежда Петровна, примите мои соболезнования, — начал он, — для нас всех это такая…

— Вы Герман Петрович? Его дипломный руководитель? — резко перебила она.

— Да, — ответил Герман.

Внезапный порыв ветра словно вырвал мысли, как листки бумаги, и развеял над одиноко-серыми памятниками. А возможно, это острый взгляд одурманенных горем глаз кольнул. Герман растерялся.

— Это все вы со своими статьями! — выпалила женщина. — Втянули мальчика во что-то, а теперь совести хватает сюда приходить, в глаза мне смотреть!

— К-куда втянул? — От неожиданности Герман начал заикаться. Он и припомнить не мог, когда еще случалась с ним подобная странность. — Я что-то не понимаю.

— Он еще не понимает, — голос женщины срывался, дрожал, — да это все статьи ваши. Олег сам не свой стал. Все твердил: «Мама, ты не представляешь, там тако-о-ое!» И ночами у компа все да у компа своего, не отрываясь.

Женщина всхлипывала, судорожно заглатывала воздух и говорила, словно не могла остановиться:

— Уж не знаю, чего вы ему дали, над чем таким работали, но только из-за вас это все. Не выдержал он.

— Я не понимаю, — растерянно твердил Герман.

Он и правда никак не мог взять в толк, что особенного было в статьях. Хотя где-то в глубине души неприятно елозила мысль-предчувствие, что недобрым веет от его работ.

— Он еще и остыть не успел, как эти стервятники пришли, вещи его перерыли, компьютер изъяли. — Последнее слово женщина уже пропищала. Рыдания душили ее. Не в силах сдерживаться, обезумевшая мать закрыла лицо руками и дала волю слезам.

То ли озноб, то ли испуг пробирал Германа до костей. Зуб на зуб не попадал, а мысли путались. Рядом с рыдающей матерью, у сырой могилы ее сына Герману хотелось просто убежать, спрятаться. Чувство вины овладевало сознанием, притупляя голос разума. В чем? За что? Не важно. Виноват!

— К-какие с-стервятники? К-кто изъял? — проговорил Герман, протягивая женщине платок.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация