В Алжире советская делегация приехала со своей прислугой. Ужин подавала рослая блондинка, которую все называли Валей. Смит, полагая, что официантка не знает английского, одобрительно бросил своему подчиненному:
— Фигуристая девочка.
— Вы тоже не худышка, — немедленно откликнулась она на прекрасном английском.
На Ялтинской конференции лидеров стран антигитлеровской коалиции в феврале 1945 года Вышинский сидел рядом со Сталиным и Молотовым. Затем Сталин дал ему особое поручение — поехать в Румынию, вручить румынскому королю Михаю редкий орден Победы и, как когда-то в Латвии, сформировать новое правительство. Молодой король Михай стойко сопротивлялся. Вышинский посмотрел на часы и сказал:
— У вас есть сто двадцать пять минут на подписание указа. Если вы этого не сделаете, мы не можем гарантировать свободное существование румынского народа.
Король капитулировал, правительство возглавил устраивавший Москву доктор Петру Гроза.
Вопрос о судьбе Румынии возник 16 сентября 1945 года в Лондоне, где Молотов беседовал с госсекретарем США Джеймсом Бирнсом:
«Бирнс считает, что дальнейшее сотрудничество Советского Союза и Соединенных Штатов является самым важным фактором в мире. Всякий раз, когда возникает вопрос, по которому между США и Советским Союзом имеются разногласия, обе стороны должны, по крайней мере, облечь эти разногласия в такую форму, чтобы она не повредила общему делу. Во-первых, у Молотова не должно быть никаких сомнений, что Соединенные Штаты желают, чтобы соседние с СССР страны в Европе были дружественно настроены к СССР.
Молотов отвечает, что он не будет скрывать, что у Советского Правительства имеются сомнения в этом. Советскому Правительству непонятно, почему англичане и американцы поддержали враждебное Советскому Союзу Правительство Радеску и не поддерживают дружественное Советскому Союзу Правительство Грозы…
Бирнс говорит, что в Советском Союзе и в Соединенных Штатах обычаи различны и что нужно проявлять терпимость в этом отношении. Если Молотов подумает о том, как народ в Соединенных Штатах представляет себе свободные выборы, то он поймет его, Бирнса, когда Бирнс скажет, что Правительство Грозы было создано при таких обстоятельствах, что это произвело очень плохое впечатление в Америке, где принято считать, что Вышинский приказал королю в течение двух часов уволить правительство и поручить Грозе сформировать новое…
Молотов отвечает, что польский вопрос в течение почти полутора лет портил отношения между нашими странами. В Польше существовало два правительства. Означает ли американское предложение, что Американское Правительство хочет иметь два правительства в Румынии?..»
19 сентября переговоры о Румынии продолжились. Запись беседы свидетельствует о полном несовпадении мнений.
Госсекретарь Бирнс: «Правительство США никогда не признавало нынешнего Румынского Правительства, и Молотов об этом знает. С момента образования этого правительства Правительство США отказалось его признать, потому что Вышинский, которого Бирнс лично весьма уважает, пришел к королю и заявил, что нужно в 24 часа создать новое Правительство, которое должен возглавить Гроза…»
Советский нарком: «Молотов благодарен за то, что Бирнс так хорошо отозвался о Вышинском, он этого заслуживает, но Бирнс преувеличивает его роль в событиях в Румынии. Говоря, так сказать, «по секрету», он, Молотов, может сообщить Бирнсу, что Вышинский помогал образованию нового правительства, но если бы Советское Правительство не вмешалось, то в Румынии возникла бы опасность беспорядков и опасность перерастания их в гражданскую войну… То же самое делают американцы и англичане в Италии, и Советское Правительство не мешает им. В побежденной, особенно в соседней, стране Советский Союз должен иметь какое-то влияние…»
Джеймс Бирнс: «Как Молотов помнит, на Ялтинской конференции Союзники договорились о политике в освобожденной Европе. Было решено, что в освобожденных странах будут учреждены временные правительства, в которых будут представлены все демократические элементы и которым будет вменено в обязанность провести свободные выборы… Если Молотов подумает, то он, может быть, согласится изменить состав Румынского правительства так, чтобы весь мир верил, что выборы в Румынии будут свободными».
Молотов: «Советское Правительство не пойдет на изменение состава Румынского Правительства, поскольку это было бы вмешательством во внутренние дела Румынии. Советское правительство, кроме того, убеждено в демократическом характере Румынского Правительства, пользующегося поддержкой подавляющего большинства румынского народа».
Договориться не удалось.
9 мая 1945 года акт о капитуляции Германии подписывали военные — представители армий-победительниц четырех стран. От Советского Союза — маршал Жуков. А рядом с ним за столом сидел Андрей Януарьевич Вышинский, как личный представитель Сталина. Он прилетел прямо к подписанию.
На аэродроме Темпельхоф, очищенном от обломков, с засыпанными на взлетном поле воронками, ждали союзников. Тренировался почетный караул. Оркестр наигрывал «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля». Вдруг сел темно-зеленый «дуглас» с красной звездой на фюзеляже, и появился заместитель наркома иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский. Среди встречавших находился военный корреспондент и известный в ту пору поэт Евгений Аронович Долматовский.
«Это был человек, которого я давно и люто ненавидел, — вспоминал Евгений Долматовский. — И надо же было в этот счастливый, в этот мой прекрасный День Победы увидеть эту зловещую фигуру…
Еще до революции он с отцом был в одной гильдии — адвокаты, потом в середине 20-х годов сотрудничали как юристы. Я видел его у нас дома, он приходил в гости с дочерью Зинаидой, отца не называл иначе, как ласково «Ароша». Потом они выступали на Шахтинском процессе, на процессе «Метрополитен Виккерс» — Вышинский как государственный обвинитель, а отец как защитник обвиняемых иностранцев…
Вышинский главенствовал в юридической науке и, бывало, присылал отцу письма по старой традиции, обращаясь на «ты», просил найти какое-то положение римского права или вспомнить старый юридический казус.
Неудивительно, что, когда несчастье обрушилось на наш дом, мы с матерью искали возможность обратиться к генеральному прокурору за помощью. Все письма Андрея Януарьевича к отцу по счастливой случайности никому не попались на глаза при обыске и остались у мамы. Нам казалось, что это залог спасения отца… Он узнает маму, обрадуется… Ведь жена старого друга, арестованного по недоразумению».
Жена друга-поэта, работавшая в приемной, провела Долматовских в приемную.
«Я привинтил орден и боевую медаль: пусть старый друг отца, гладивший меня в детстве по головке, удивится и растрогается. Он освободит отца.
Мы вошли в кабинет генерального прокурора… За его столом стоял молодой командир, по-видимому охранник. Жена поэта доложила:
— К вам старые знакомые.
Вышинский сверкнул очками, закричал на нас:
