На том же съезде именно Зиновьев настоял, чтобы было два основных докладчика, чтобы именно Зиновьев делал содоклад в пику сталинскому.
Именно 21 декабря 1925 года, когда прозвучала эта речь Каменева на съезде, определились еще два кровных врага Сталина — Зиновьев и Каменев, против которых он начнет вести непримиримую борьбу. И Кирова это коснется впрямую, потому что через год он станет первым лицом в логове зиновьевцев, так долгое время Сталин будет называть Ленинград и ненавидеть этот город. После Зиновьева и Каменева очередь за Бухариным, а с ним его друзей Рыкова и Томского. А потом и черед последнего ленинского протеже — Пятакова, который, впрочем, не стал бороться за лидерство в партии, но Сталин уберет всех, кто входил в первый эшелон большевистской партии, пощадив, пожалуй, только женщин-революционерок. Он не считал их своими конкурентами. И, разбив всех остальных претендентов на партийный трон, Сталин пришел как победитель на XVII съезд ВКП(б), заявив: «Бить некого». Но он, как бывший боевик, давно исповедовал другую формулу: «Лучший враг — это мертвый враг», поэтому, оттеснив соперников от власти, он прекрасно понимал, что они будут внимательно следить за всеми действиями и любую ошибку, любой его промах постараются использовать в своих целях. Эти враги ему нужны были мертвыми, но как с ними расправиться, как казнить, какую найти причину — вот что занимало его ум, ради этого он и «сбивал» свою команду. И Киров, как его ставленник, ему был необходим.
Кроме Сталина у Кирова еще один друг — Серго Орджоникидзе. Сталин и его привел на вершину власти, сделав членом Политбюро и наркомом тяжелой промышленности одной из ведущих отраслей советской экономики. До 1932 года Киров как бы в тени дружбы Серго и Кобы, это была одна из партийных кличек террориста Иосифа Джугашвили. 13 июня 1907 года в 10.30 утра в центре Тифлиса бомба искорежила фаэтон, перевозивший банковские деньги, началась пальба, вылетел бесстрашный Коба со своими боевиками, захватив в один момент 350 тысяч рублей. Через две недели они были переправлены Ленину в Париж. Но вождь мирового пролетариата, поощрявший такие акции, этой кругленькой суммой воспользоваться не сумел: купюры были достоинством в 500 рублей, и царское правительство тотчас проинформировало все мировые банки об их захвате. Но осталось восхищение Ленина отвагой Кобы и боязнь доверять этому боевику партийный корабль. Ленин предчувствовал, что Сталин быстро взметнет на нем пиратский стяг и утвердит свои кровавые пиратские законы, что, впрочем, и случилось.
Серго Орджоникидзе боевиком не был, но пламенным революционером родился. Потом в биографиях всех нерепрессированных вождей этот факт обязательно будет отмечаться, из чего даже возникла крылатая фраза: «Революционерами не становятся, революционерами рождаются».
Коба и Серго были оба родом с Кавказа, оба рано пришли в революцию, Серго Орджоникидзе хорошо знал и ценил Ленин, наконец, оба к тому времени жили в Москве, Киров же появлялся там наездами. Но в 1932 году, в ночь с 7 на 8 ноября, кончает самоубийством жена Сталина Надежда Аллилуева. По одной из версий, Сталин застрелил ее сам. Отношения между ними складывались весьма просто. Грубость и хамство оскорбляли гордую и самолюбивую Надежду Сергеевну, но не последним обстоятельством в ее смерти стало и то, что она сознавала всю губительную роль Сталина в уничтожении русского крестьянства, в том кошмарном голоде, который продолжался три года, с 1930 по 1933 год, и особенно жестоко проявился в Поволжье и на Украине.
Эта смерть, похожая на вызов, подкосила Сталина. И тут появился Киров, ласковый, с сиянием голубых глаз, искренний и заботливый. И Сталин, как ребенок, потянулся к нему. Он уже ревновал его к Орджоникидзе. Теперь в каждый приезд Кирова в Москву он живет на квартире Сталина, последний доверяет ему самые личные интимные тайны, они вместе ходят в баню, лишь перед Кировым Сталин не стесняется обнажаться, показывать уродливую сохнущую левую руку. Они становятся как братья, Киров, бывая на охоте в Луге, под Ленинградом, не забывает каждый раз посылать Кобе — это старая партийная кличка Сталина — охотничьи трофеи, Сталин, уезжая на море, зазывает туда Кирова. Они вместе купаются, загорают и говорят. Говорят обо всем, что приходит в голову.
На своей книге, подаренной Кирову, Сталин пишет такие слова: «Другу моему и брату любимому». Сталин радуется, видя, как Киров играет с его дочерью Светланой. У Кирова нет детей, и Сталин сочувствует ему, каждый раз подталкивая Светлану: «Иди поиграй с дядей Сережей». Киров любит Кобу. Коба любит Кирова. Идиллия.
Но любая идиллия длится недолго. Киров, поддерживая свое реноме в Ленинграде как справедливого и разумного политика, не дает Сталину расправиться с приспешниками Зиновьева. Списки их уже готовы, ОГПУ — НКВД готово арестовать этих людей, но многие из них не члены партии, но действующие депутаты, члены райкомов и горкома, и требуется виза Кирова на постановлении о их аресте. Но Киров некоторых их знает хорошо и постановления не подписывает. Сталин раздражен, он не привык, что кто-то не подчиняется его распоряжениям. Будь на месте Кирова другой человек, Сталин бы нашел способ, как его заставить, но тут Киров, его друг. Все начинается с того, что после избрания Сергея Мироновича секретарем ЦК он просит разрешения задержаться на год в Ленинграде. Сталин недоволен. Он устал от того, что Ленинград все время живет в каком-то автономном режиме — то при Зиновьеве, то при Кирове, и, чтобы произвести, к примеру, чистку в Ленинграде, надо испрашивать разрешение у Кирова.
Сталин привел его к вершинам власти, но оказалось, что Киров не такой уж ручной и вовсе не «средний болван», как отзывался о нем Троцкий. У Кирова есть характер. Он и на Политбюро уже нередко идет вразрез с мнением Сталина, но это не конфликт, как пишут многие историки, стараясь мотивировать старую версию о том, что Сталин убил Кирова. В свое время эта версия очень нужна была Хрущеву, который, разоблачая культ личности Сталина, очень хотел представить его неким зловещим монстром. Но вот монстр умер, и дальше все хорошо. Монстром была сама система, придуманная Лениным, а Сталин был лишь примерным ленинцем, не более.
Почти полтора месяца Киров по приглашению Сталина летом 1934 года живет на сталинской даче в Сочи. Они обсуждают конспект будущего учебника по истории СССР, пишут свои замечания, купаются, отдыхают.
Все замечательно между двумя вождями, если судить по письмам Кирова к жене, Марии Львовне Маркус. Его только мучает испепеляющая жара и духота. В сентябре Киров, подобно остальным членам Политбюро, уезжает в Казахстан, занимается вопросами хлебозаготовок, в начале октября он возвращается в Ленинград и часто ездит в Москву на заседания Политбюро. Между ним и Сталиным нормальные дружеские отношения. Стоит отметить еще одну сталинскую черту: чрезвычайную осторожность в подготовке репрессивных актов по отношению к видным членам партии. Когда убили Кирова, на лице Сталина видели слезы, и все отмечали неподдельную искренность его переживаний.
Сегодня мы должны констатировать, что долгое время существовавшая версия о причастности Сталина к убийству Кирова, вошедшая в учебники по истории и научные труды, не выдерживает серьезной критики. Сталин не хотел смерти Кирова. В начале 1925 года Киров переезжал на работу в Москву. Во главе ленинградской партийной организации должен был встать тот же Андрей Жданов, человек удобный для Сталина, и при нем Коба намеревался произвести большую чистку Ленинграда от зиновьевцев, а через них добраться и до самого Зиновьева. Под пытками его приспешники насочиняют на него столько компромата, что с лихвой хватит отправить его с Каменевым в Сибирь лет на пятнадцать, а там смерть сама сыщется. Так, возможно, планировал Сталин, списки Зиновьевцев были составлены, но Киров тормозил их аресты, вот Коба и торопился сменить его Ждановым. Но чтобы убить своего лучшего друга и тем самым развязать себе руки для репрессий — это уж чересчур. Чекист А. Орлов, бежавший на Запад в 1938-м и сочинивший эту историю, пользовался для этого слухами и домыслами, ибо его в 1934-м в Союзе попросту не было. А Никите Хрущеву, помимо развенчания культа Сталина, еще очень хотелось отомстить Кобе за все двадцать лет унижений, за то, что заставлял его арестовывать, уничтожать невинных людей, плясать гопака на даче, лизоблюдствовать и восторгаться этим уродливым карликом. Ему очень хотелось, чтобы Сталин предстал в глазах потомков законченным изувером, убившим своего лучшего друга. Но чего не было, того не было. Безусловно, от этого чище и светлее сталинский облик не становится, но ради исторической правды следует наконец-то сказать: к смерти Кирова Сталин не причастен. Он еще не созрел в 1934 году для такого злодейства.
