– А что, Болонский конкордат уже отменили и наша церковь больше не подчиняется королю? – засмеялся Франсуа.
– Не заблуждайтесь, Легран. Церковный суд по-прежнему принадлежит папе.
– Что же вы предлагаете?
– Едемте в Салон, это городок в нескольких лье отсюда. Мой брат там занимает высокий пост, он поможет нам. А ежели Святая инквизиция и там нас найдет, мы с вами можем отправиться в путешествие.
«Иметь возможность быть представленным королю, а вместо этого прятаться в захолустье?»
– Нет! – решительно произнес Франсуа. – Мы спасли от смерти два города, и никакая инквизиция этого не изменит. Никто не посмеет судить нас. Право, Нострдам, я вам удивляюсь: вы научили меня быть сильным, бороться с тем, что победить почти невозможно, а теперь сами же предлагаете бежать.
Нострдам усмехнулся:
– Мор – это всего лишь мор. Святая инквизиция куда страшнее: это бесчеловечный механизм, который перемелет любого. Так что очень вас прошу, друг мой, подумайте.
Посоветовавшись с губернатором, Франсуа решил рискнуть и остаться. Граф клятвенно заверил, что никому не позволит его тронуть. Нострдам же твердо решил уехать. Он назначил отъезд на 10 апреля. Клод Савойский предоставил для путешествия свою карету, и ранним утром эскулап собрался в путь. Вокруг толпились горожане, желавшие в последний раз сказать слова благодарности чудо-лекарю или просто поглазеть на него.
Мишель и Франсуа, обнявшись, тепло простились.
– Мне жаль с вами расставаться.
– Обещаю вам, Легран, мы еще встретимся.
– Откуда вы знаете, дружище?
Нострдам подмигнул:
– Вы забыли? Я умею читать будущее.
Два дня спустя в комнату Франсуа вошел Жером, камердинер Клода Савойского:
– Его сиятельство просит вас зайти, как только вам будет удобно.
Губернатор имел вид печальный и обеспокоенный. К удивлению Франсуа, он не предложил ему сесть и сам остался стоять. Указав на бумагу с траурной печатью, лежавшую на столе, граф сообщил:
– Я только что получил депешу из Парижа. Король Франциск скончался.
Франсуа перекрестился и, как того требовал обычай, пробормотал:
– Помолимся за его душу.
Перед его мысленным взором встал кудрявый черноволосый юноша, встреченный им на приеме в честь именин короля Людовика много лет назад…
– Да, друг мой, увы. Франция потеряла прекрасного монарха, а я – любимого кузена.
– Наша поездка отменяется? – быстро спросил Франсуа и покраснел, поняв неуместность своего вопроса.
Но граф учтиво сделал вид, что не заметил его оплошности.
– Напротив, мы поедем ко двору раньше, чем я полагал. Коронация состоится в Реймсе недель через десять, там я вас и представлю.
* * *
Как-то в конце весны, зайдя пропустить кружку пива в трактир, Франсуа обратил внимание на сидевших за соседним столом мужчин. Их разговор показался ему интересным, он прислушался.
– И остались мы теперь без короля, – говорил мускулистый верзила с сильным парижским акцентом.
– Да как же? – удивился сидящий напротив худой старичок с седой бороденкой. – Разве ж у короля не осталось наследников? Слыхал я, сыновей-то у него много.
– Дофин, конечно же, есть, – согласился верзила, – он и будет теперь королем. Да только он, считай, себе не принадлежит. Влюблен он сильно в одну знатную вертихвостку, и дамочка эта крутит им как хочет. Ни в чем у Генриха отказа ей нету, даром, что женат. Покойный король Франциск уж как, бывало, защищал его женушку-то. Она ж, Джино, почитай, из ваших краев, из Флоренции ее Генриху привезли, Екатерину-то нашу. И, говорят, не пришлась она ко двору нашему поначалу, потому как она из семейства Медичи, а они купцы, а не какие-нибудь там аристократы. А старый король взял ее под свою опеку и в обиду никому не давал. Но я тебе так скажу: будь ты хоть какой могущественный, а против любви нет власти ни у кого. Вот полюбилась Генриху та вертихвостка – и что тут сделаешь? Не мила ему Катерина-то! Уж я чую, она, бедняжка, настрадалась, ладно бы муженек все втихаря делал – а то ведь при всем королевском дворе. Да что там двор, весь Париж знает о вертихвостке-то!
– Да-а, дела… – крякнул старичок. – Так ведь, коли король-то помер, значит, невестка-то его теперь королевой стала? Катерина-то?
– Королева, ага. Да что толку? Муж-то ее – король, разве он позволит с его полюбовницей что-то сотворить? При всем честном народе с ней крутит, ни на кого не глядя, стыд и срам. Эх, да что говорить…
Верзила махнул рукой и хлопнул опустевшей кружкой по столу, требуя еще вина.
Франсуа просидел в трактире до позднего вечера. Мысли вихрем проносились в голове. Екатерина де Медичи, кузина его Бланки, – королева Франции?! Может ли такое быть? Эх, знай они об этом раньше – их судьба сложилась бы по-иному. Будь Бланка жива – им достаточно было бы показать королеве перстень. Как жаль, что все так вышло!
Ночью он внезапно проснулся. Бланка была кузиной королевы, да, но кому об этом известно? Вернее, кто может знать, что незаконнорожденным ребенком Анны де Ла Тур была именно она? Ведь перстень-то у него! А что, если… Никто, кроме Ксавье и, может быть, пары приближенных дам, о малышке не знал. Если он предъявит Екатерине кольцо и скажет, что ребенком Анны является именно он, Франсуа, – кто сможет это опровергнуть? Ведь Дювали уже умерли. «Нет, я никогда не решусь на такое!»
И в то же время он чувствовал, как что-то новое, дерзкое рождается в его душе. И это что-то толкало его на поступок. Кем он был? Всего лишь жалким перчаточником, моряком, доктором. А кем может стать? Он должен, обязан рискнуть! Он получил редчайший, уникальный шанс не просто выбиться в люди, но встать в одном ряду с самыми знатными и сильными людьми королевства. И он не имеет права этот шанс упустить!
Всю ночь Франсуа ворочался без сна. К утру он твердо решил, что предпримет все усилия, чтобы обмануть королеву и заставить ее поверить, что он – ее кузен. Конечно, нельзя прийти к Екатерине и вот так просто сказать: «Я ваш брат». Необходимо создать ситуацию, при которой она сама начнет его расспрашивать, нужно, чтобы у королевы было ощущение, что она сама обо всем догадалась. Но как это сделать? Рассказать Клоду Савойскому о своей «тайне»? Нет, пожалуй, не стоит.
Преисполненный решимости, он начал в деталях обдумывать свой дерзкий план.
Франсуа постриг усы и бороду по последней парижской моде и по совету графа де Тенда заказал себе парадный костюм у лучшего портного Экса. Сам костюм был темный, а для лент, поразмыслив, Легран выбрал цвета Ла Туров – желтый и красный, которые, по странному совпадению, оказались и цветами Медичи. «Что ж, тем лучше». Франсуа с удивлением разглядывал себя в огромном венецианском зеркале, стоявшем в парадной зале графского особняка: ни дать ни взять нарядный парижский вельможа! Да неужто королева не клюнет? Нет, он сможет, он должен обвести ее вокруг пальца. А потом… Статус кузена королевы откроет ему все дороги, и вот тогда-то он развернется. У него будет все – положение, земли, титул, власть, деньги. И чтобы получить это, он готов интриговать, хитрить, обманывать…
