* * *
Екатерина чувствовала себя бесконечно одинокой. Лишившись в младенчестве родителей, она росла на попечении родственников и двенадцати лет от роду была просватана за среднего сына короля Франциска I. О браке с его величеством договорился ее дядя, папа Климент VII, который пообещал за Екатериной огромное приданое деньгами и землями, включавшими несколько крупных городов. Однако вскоре после свадьбы папа умер, а его преемник отказался выплачивать приданое юной принцессы. Это сразу сделало Екатерину, и так не слишком тепло принятую при французском дворе, практически парией. Над ней открыто насмехались, называя купчихой – ведь род Медичи был отнюдь не королевский. Речь зашла даже о разводе, но неожиданно за невестку вступился сам король. Ему нравилась эта рыжеволосая девчушка с серыми выразительными глазами, он чувствовал в ней родственную душу.
Со дня своей свадьбы юная Екатерина знала, что у нее есть соперница. В сердце ее супруга безраздельно царствовала Диана де Пуатье, вдова Великого сенешаля Нормандии графа де Молеврие. Граф был намного старше своей красавицы-жены и давно умер, тем не менее Диана до сих пор носила одежду только белого и черного цветов в знак траура по супругу. Екатерина не верила в любовь Дианы к почившему старику-мужу и втайне презирала ее за этот показной траур. Генрих же видел в нем признак верности и целомудрия своей дамы сердца и частенько сам одевался в цвета Дианы.
Если при жизни короля Франциска у Екатерины еще была надежда, что отношения Дианы и Генриха вполне невинны, что Диана, которая была почти на двадцать лет старше своего рыцаря, является лишь мудрой наставницей для него, то сейчас эта надежда рухнула. Франциск умер, и Генрих, став королем, уже не скрывал любовной связи с фавориткой. Екатерина с горечью наблюдала, как с каждым днем Диана приобретает все большее влияние и в сердце его величества, и во Франции. Король осыпал фаворитку бриллиантами, одаривал замками, более того, часть налогов теперь собиралась в пользу Великой сенешальши. Каждый день Генрих проводил с Дианой по много часов, и даже время, когда надлежало идти в спальню королевы для выполнения супружеского долга – мыслимо ли?! – теперь указывала фаворитка. Роптать Екатерина не смела: ведь не она, а Диана теперь была подлинной королевой Франции. Несчастной, униженной флорентийке некому было даже пожаловаться на свою горькую судьбу – ни близких друзей, ни родственников при французском дворе у нее не было.
Известие о том, что Франсуа де Романьяк – сын Анны де Ла Тур, то есть ее, Екатерины, кузен, буквально окрылило королеву. Как она желала, чтоб это оказалось правдой! Франсуа показался ей весьма приятным, и, будь он в самом деле ее родичем, они могли бы стать близкими друзьями. Несколько ее двоюродных братьев служили королю Франции. Она росла вместе с ними и очень их любила, но все они были военными и в Париже почти не появлялись. Другое дело Франсуа… Но может ли она доверять истории о внебрачном сыне своей тетки? Чтобы проверить это, королева, еще будучи в Реймсе, велела одному из немногочисленных доверенных лиц, флорентийцу Антонио де Гонди, организовать поездку в Овернь, дабы все разузнать достоверно.
Пасмурным октябрьским днем 1547 года в покои королевы, где она в окружении фрейлин сидела за вышиванием, вошел мажордом Луиджи Аламанни. Этот знатный итальянец, образованнейший человек, поэт и философ, когда-то участвовал в заговоре против будущего папы Климента VII, а когда заговор был раскрыт, бежал во Францию и поступил на службу к королю. Последние три года сеньор Аламанни исполнял обязанности мажордома Екатерины, а она, видя преданность итальянца, просила, чтобы он все время находился рядом.
– Ваше величество, – объявил он с поклоном, – пришел сеньор де Гонди. Просит принять по важному делу.
Екатерина кивнула, и через минуту мажордом ввел невысокого полного господина, одетого на итальянский манер. Отвесив глубокий поклон, он приблизился и сказал по-итальянски:
– Ваше величество, мой посланник вернулся.
Королева жестом приказала фрейлинам выйти и, скрывая нетерпение, обратилась к флорентийцу:
– Рада вас видеть, сеньор Гонди. Рассказывайте.
– Сударыня, мне стало известно, что южнее Монферрана, в Лимэни, действительно есть деревушка Романьяк. Мои люди побывали там и провели необходимые расспросы. Интересующее вас семейство в самом деле проживало там, но и Мария, и Жером Дюваль уже умерли.
– И что же?
– Аккуратно расспрашивая соседей, мой посланник выяснил, что у четы Дюваль было двое детей, причем старший из них – не родной. Старуха Дюваль была женщиной крутого нрава и с ним обращалась неласково. Где-то пятнадцать-двадцать лет назад этот ребенок исчез.
Королева не смогла скрыть вздоха облегчения:
– Похоже, все совпадает.
– Да, сударыня, – ответил флорентиец, помедлив.
Екатерина внимательно посмотрела на собеседника:
– Вас что-то смущает, сеньор?
– Странно то, ваше величество, что мы не смогли узнать пол этого ребенка. Пятеро опрошенных утверждают, что это была девочка, четверо не менее уверенно заявляют, что мальчик.
Для Екатерины услышанное от сеньора Гонди стало полным подтверждением истинности рассказа Франсуа. А что до пола… Она была умна и понимала, как ненадежны могут быть свидетельства, особенно по прошествии стольких лет. Главное, что незаконнорожденный ребенок определенно был, он в самом деле воспитывался в той деревне и в той семье, которые указал Франсуа. А о том, кем в действительности был этот подкидыш, красноречиво говорит перстень с гербом Ла Туров.
«Благодарю тебя, Господи, за столь щедрый дар!»
Несколькими днями позже Франсуа был вызван к ее величеству. С замиранием сердца вошел он в покои королевы, не зная, чего ожидать от судьбы.
Екатерина, привычным взмахом руки удалив придворных дам, сразу приступила к сути:
– Мессир де Романьяк, некоторое время назад вы изволили поведать мне историю своего происхождения. Я предприняла меры для ее проверки.
Франсуа похолодел.
– Хочу повиниться: ваша история оказалась правдой, а мои сомнения – вздором. И теперь я раскрываю вам свои объятия, дражайший брат.
Недоумению молодого человека не было предела. Это что, шутка? Кто мог подтвердить его «правдивость»? Неужто в деревне забыли, что подкидышем была Бланка?
По-своему истолковав его растерянность, королева засмеялась:
– Как, любезный Романьяк, вы не знали, что я тоже из Ла Туров? Моя мать приходится родной сестрой вашей, а Жан Ла Тур-д’Овернь – наш общий дед.
Все еще изумленный таким поворотом событий, Франсуа сумел лишь развести руками:
– Ваше величество…
Екатерина, считавшая себя способной чувствовать фальшь, была несказанно рада его искреннему удивлению. Всё это правда, ни малейших сомнений! Более того, в действиях Франсуа не было корысти или тайного умысла, он вынужденно рассказал ей свою историю по ее же требованию. Как хорошо!
