Эсеры не могли за всем этим не наблюдать, так что насчёт сколько-нибудь массовых демонстраций можно было не тревожиться — «профилактика» Бонча не могла не сработать. Однако не исключались провокации у Смольного и террористические акты против лидеров большевиков, начиная, конечно, с Ленина. Собственно, за четыре дня до открытия Учредительного собрания первое покушение на Ленина уже произошло — 1 (14) января 1918 года его автомобиль обстреляли. Швейцарский социал-демократ Фриц Платтен, ехавший с Лениным, успел пригнуть ему голову, и пуля задела Платтену палец, лежавший на голове Ленина.
Между прочим, «германский шпион» Ленин и сопровождавший его в проезде по Германии «агент германского генштаба» Платтен возвращались с митинга в Михайловском манеже по поводу проводов первых добровольческих «красных» частей, направляемых против немцев на Западный фронт…
(Там же, с. 327, 331–341, 505.)
Итак, Ленин мог погибнуть ещё до открытия Учредительного собрания, и это был, конечно, тревожный сигнал, меры предосторожности требовались.
3 (16) января 1918 года Ленин подписал предписание в штаб Красной Гвардии о выдаче «для специальной внутренней охраны Таврического дворца» тридцати револьверов.
(В. И. Ленин. ПСС, т. 50, с. 25.)
С утра 5 (18) января 1918 года Бонч-Бруевич вызвал батальон егерского полка с пулемётами для охраны моста через Неву и тылов Смольного. Всё было в боевой готовности, вплоть до перевязочных пунктов Красного Креста во дворах по ходу возможных демонстраций.
Относительно дня открытия Учредительного собрания хватает антисоветских якобы мемуаров, полных якобы расстрелов демонстраций с якобы тысячными жертвами. Но просто приведу инструкцию Чрезвычайного штаба главнокомандующего Петроградским военным округом начальникам отрядов моряков о действиях в день открытия:
«Общее задание: отрядам моряков иметь наблюдение за улицами и мостами. Не пропускать толп и скопления народа к центру города. Безоружных возвращать обратно словом убеждения. Вооружённых людей, проявляющих враждебные намерения, не подпускать близко, убеждать разойтись и не препятствовать караулам выполнять данные им приказы. В случае невыполнения — обезоружить и арестовать. На вооружённое сопротивление отвечать беспощадным вооружённым отпором. В случае появления демонстраций каких-либо рабочих — убеждать их до последней крайности, как заблуждающихся товарищей, идущих против своих братьев и народной власти…»
(Балтийские моряки в борьбе за власть Советов (ноябрь 1917 — декабрь 1918). Л.: Наука (Ленингр. отделение), 1968, с. 69–70.)
Общее число кронштадтцев, отряженных на обеспечение порядка в тот день, составило более 2500 человек. И эта сила, выведенная на улицы столицы, свидетельствовала не о слабости новой власти, боящейся эксцессов, а о её стремлении демонстрацией силы удержать «заблуждающихся товарищей» от эксцессов. Основным средством убеждения при этом, как видим, предполагалось слово.
И вот как эта инструкция реализовывалась…
ПОСТ от Литейного проспекта до Кирочной занимал отряд в 300 матросов под командой Анатолия Железнякова. Ближе к Таврическому дворцу со стороны Литейного проспекта образовалась значительная толпа, враждебно напирала, шла к дворцу. Находившийся в подведомственном ему районе и наблюдавший всё это Бонч-Бруевич позднее вспоминал:
«В чёрных бушлатах стояли матросы стройными рядами. Толпа вдруг двинулась с какой-то неожиданной решимостью. Момент был критический. Матросы замерли в ожидании. Вдруг от них отделился Железняков и бросился бегом к идущей сумрачной толпе. Шагах в двадцати он остановился… выпрямился во весь свой огромный рост, правой рукой схватив винтовку за конец дула и подняв её на протянутой руке кверху. Откачнувшись, он левой рукой дал знак остановиться, и толпа вздрогнула и остановилась… Зазвенел, переливаясь, его приятный взволнованный голос…»
(Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. Изд. 2-е, дополненное. М.: Наука, 1969, с. 160–163.)
Речь Железнякова сняла напряжение, ход к дворцу превратился в митинг, возникали споры. И в районе Бонч-Бруевича в тот день не было произведено ни одного выстрела, хотя вообще без выстрелов тогда не обошлось — не везде во главе постов стояли фигуры уровня Железнякова. Тем не менее никаких кровавых эксцессов не было — даже Виктор Чернов ограничился в своих мемуарах общими проклятиями в адрес Ленина.
И пожалуй, далее надо обратить внимание читателя на некий момент, о котором все, клевещущие на Ленина и большевиков или обвиняющие их по недомыслию, забывают.
Как известно, первое и последнее заседание Учредительного собрания состоялось в Таврическом дворце 5 (18) января 1918 года. Собрание по отношению к большевикам и к Советской власти отнеслось враждебно, отказалось обсуждать предложенную Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) Свердловым «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и признать декреты Советской власти. В итоге после совещания большевистской фракции была оглашена написанная тут же Лениным «Декларация фракции РСДРП(б)…» (В. И. Ленин. ПСС, т. 35, с. 227–228), и затем большевики и часть левых эсеров покинули зал заседаний.
«Учредители» же, которым уже нечего было учреждать, продолжали витийствовать, но под утро 6 (19) января 1918 года начальник караула Таврического дворца, балтийский матрос Анатолий Железняков закрыл «Учредилку», произнеся при этом историческую фразу: «Караул устал». В ночь на 7 (20) января 1918 года ВЦИК по докладу Ленина принял уже официальный декрет о роспуске Учредительного собрания.
Вот это «лыко» большевикам в строку и ставят. Ведь на прошедших через 16 дней после установления Советской власти выборах в Учредительное собрание большевики получили примерно 24 % голосов, а большинство — до 50 и более процентов — получили правые и левые эсеры (кадеты — около 5 %, меньшевики — немногим более 2 %). То есть формально большевистское меньшинство распустило антибольшевистское большинство, на что меньшинство пра́ва вроде бы не имело.
Но при этом в Петрограде — где ещё было сильно имперское чиновничество — и в патриархальной Москве большевики получили тем не менее около 50 % голосов, в развитых промышленных районах — более 50 %, а на тех фронтах, где большевиков знали лучше всего, цифры были вообще убедительными: на Северном фронте — 56 %, на Западном фронте — 67 %.
За эсеров голосовали по инерции или по плохому знанию большевиков. Так, в Казанской губернии за левых эсеров проголосовал 31 % избирателей — 260 000 человек, и из них 240 000 пришлось на уездные избирательные участки. На города губернии, включая Казань, пришлось всего 20 000 голосов. А за казанскую организацию большевиков в губернии было подано 6 % голосов — 52 000 голосов в абсолютных цифрах. И ясно, что в основном эти голоса были получены в само́й Казани, где уровень политического развития населения был выше.
Но и это не всё!
К 5 января 1918 года в Петроград прибыло 410 депутатов Учредительного собрания из 715, при установленном кворуме в 400 человек. Большевиков и левых эсеров успело приехать 155 человек. Так что, покинув зал заседаний, Ленин и его сторонники напрочь лишили оставшееся сборище «пришельцев, — по выражению Ленина, — с того света» кворума!
