Певческая карьера Марианны застопорилась, но актерская цвела. Весной 1969 года ее пригласили играть Офелию в «Гамлете», в новой постановке выдающегося театрального и кинорежиссера Тони Ричардсона. Он женился на Ванессе Редгрейв, главной любимице публики среди молодых британских актрис, но был бисексуален и явно влюблен в Мика. Впрочем, нет сомнений, что Марианна получила роль исключительно благодаря своим талантам. Гамлета играл тридцатилетний Никол Уильямсон, которого великий театральный критик Кеннет Тайнен объявил «молодым претендентом на титул лучшего актера в мире», и среди актеров второго плана тоже значились видные фигуры — в частности, Энтони Хопкинс в роли Клавдия. Спектакль должен был некоторое время идти в «Раундхаусе», перестроенном железнодорожном депо в Кэмдене, ставшем центральной лондонской площадкой экспериментального театра и музыки; также спектакль собирались снимать и показывать в кино.
Параллели между Марианной и юной девушкой, которая измучена причудами мстительного принца Дании (о нем говорится, что «к нему пристрастна буйная толпа»,
[240] словно он какой-то провозвестник рок-звездности), в итоге лишается рассудка и, по сути, кончает с собой, утопившись, были болезненно очевидны. Британская сцена никогда не видала такой истерзанной, такой душераздирающей Офелии: мертвенная бледность, темные круги под глазами — воплощение сомнительного стиля, который спустя тридцать лет назовут героиновым шиком.
Увы, то был не просто грим. Чтобы Марианна смогла пережить сцену, в которой Офелия сходит с ума, «Испанец» Тони Санчес ежевечерне доставлял ей в театр героиновые колеса. Реакция была почти неотвратима, и за кулисами ставили ведро, куда она «метала харч» прямо перед выходом на сцену. В «Фейтфулл» она признается, что во время постановки у нее был роман с Николом Уильямсоном, — нередко она играла страдания неразделенной любви сразу после секса в гримерной.
«Представление» пылилось на складе «Уорнер бразерс», но слухи о блеске Мика дошли до Тони Ричардсона, и тот предложил ему вторую крупную кинороль. Только что сняв «Атаку легкой кавалерии», превозносимую критиками и коммерчески успешную, Ричардсон собирался ставить фильм о Неде Келли, ирландско-австралийском беглом бандите XIX века, который стал народным героем, как Джесси Джеймс на американском Западе. На роль Келли он и позвал Мика, предпочтя его множеству замечательных антиподных актеров. Даже для опытного подражателя играть австралийского изгоя в блокбастере — серьезный шаг в неведомое; Мик, однако, принял вызов без малейших терзаний, предшествовавших его автопортрету в роли Тёрнера. Потом он горько пожалеет, что дал себя уговорить, но в то время «Нед Келли» казался прямой дорогой к звездности, которой не открыло «Представление».
Начало съемок в Новом Южном Уэльсе планировалось на июль, когда у Мика по-прежнему не предвиделось концертов со «Стоунз». И ему впервые предстояло играть с Марианной — ее взяли на роль сестры Келли Мэгги, существенно менее завлекательную, нежели Офелия. Она согласилась, надеясь в основном, что совместная поездка подальше от политических и сексуальных интриг при дворе «Стоунз» как-нибудь оживит их отношения.
После условного приговора по мельчайшему наркотическому обвинению два года назад Мик ни разу не сталкивался с британской полицией. Теперь власти, похоже, вновь вознамерились отправить бабочку на дыбу. Как-то раз Мик в одиночестве ехал по Кингз-роуд, и его остановили, а его «роллс-ройс» тщательно обыскали на предмет наркотиков — ничего, разумеется, не нашли. Затем вечером 28 мая, в день, когда было объявлено, что Мик играет Неда Келли, он отправился на студию звукозаписи и, выйдя из дома на Чейн-уок, обнаружил целую машину полицейских, руководимых офицером, чье имя вступало в противоречие с должностью, — детектив-сержантом Робином Констеблем.
Марианны с Миком не было (выразительная подробность их жизни того периода) — она в подвальной кухне разговаривала с Кристофером Гиббсом. «Выглянув в окно, — гласят ее официальные показания, — я увидела, что Мик задержан толпой людей. Среди них была и женщина. Все мужчины были в штатском. Я ничего не слышала, но видела, как кто-то зажал Мику рот… Я решила, что на Мика напали грабители, и выбежала из кухни вверх по лестнице к двери, которую затем открыла. На что Мик сказал: „Закрой дверь, дурында, это полиция“».
Как и при «редлендском» рейде, момент был выбран подозрительно идеально, чего на сей раз не спишешь на стукача из «Новостей мира» или еще какой скандальной газетенки. Впечатление складывалось такое, будто кого-то из приближенных подкупили, дабы застукать Мика прямо в дверях. Позже подозрение пало на шофера «Стоунз» Тома Кейлока: у того были обширные знакомства в Скотленд-Ярде и он один с точностью до минуты знал, когда жертва выйдет из дому.
Назавтра Мик и Марианна пришли в магистратский суд на Грейт-Марлборо-стрит, и им обоим предъявили обвинение в хранении кома каннабиса весом в четверть фунта; виновными они себя не признали. Обошлось без истерии и перегибов двухлетней давности. Слушания перенесли на 23 июня, и Мика отпустили под залог в 50 фунтов. Вторые слушания тоже перенесли, а он остался на свободе под залогом до 29 сентября, что позволяло ему смотаться в Австралию и сняться в «Неде Келли».
Спустя тридцать шесть лет, в 2005 году, британский полицейский архив обнародовал до сей поры конфиденциальные документы, в том числе судебные протоколы этой второй и последней антинаркотической атаки на Джаггера. Помимо прочего, там содержится заявление Мика о том, что полиция подбросила на Чейн-уок «белый порошок» (то есть героин), а детектив-сержант Констебль вымогал взятку, обещая устроить так, чтобы в этот раз — в противоположность «редлендской» истории — всю вину взяла на себя Марианна, а Мика отпустили.
Согласно заявлению Мика, находку обнаружили в картонной коробке от ювелиров «Картье». «Я увидел, как Констебль взял коробку. Я подошел, а он ее уже открыл [и] вынул сложенный лист белой бумаги… Он сказал: „Ага, ага, больше искать не придется“. Чуть раньше он спрашивал меня, где ЛСД… Он показал мне лист бумаги, и я увидел, что внутри белый порошок… Констебль лизнул палец и этот порошок попробовал. Я по собственной воле сделал то же самое. На вкус порошок походил на тальк… Я не знаю, каков на вкус героин, но этот порошок был не горький».
ДС Констебль затем якобы сказал: «Не переживай, Мик, мы разберемся… Скажешь, что ты тут ни при чем, а она [Марианна] признается». Несколько раз он спросил Мика: «Сколько дашь?» — и сам предложил взятку в «тысячу», прибавив: «Не выйдет — получишь назад». Во время предъявления обвинения в полицейском участке Челси полиция надавила, напомнив Мику, что еще одно дело, связанное с наркотиками, — и Америки ему не видать как своих ушей. Поздно ночью вернувшись домой, он тут же позвонил Майклу Хейверсу, своему консультанту на «редлендском» суде, и попросил снова выступить его адвокатом.
Белый порошок в деле вообще не фигурировал, а Мика обвинили только в хранении каннабиса. После вторых судебных слушаний 23 июня он заявил, что детектив-сержант Констебль в частном порядке сказал ему: «Четверти фунта там уже не наберется, а?» — подразумевая, что полиция уже часть продала или скурила. Констебль якобы намекнул, что каннабис подложил кто-то из его команды, но сказал: «А эти сведения будут тебе стоить большой хабары [взятки]». Мик предложил: «Киньте записку мне под дверь», — но тема дальше не развивалась. Когда в тот вечер в конторе стряпчего он подписывал показания, привычка к автографам дала себя знать, и к подписи он добавил крестик вместо поцелуя.