Когда гастроли добрались до Чикаго — прямо из Миннеаполиса, где полиция атаковала поклонников, используя слезоточивый газ, а Мик между тем пел «I’m Jumpin’ Jack Flash, it’s a gas gas gas», — выяснилось, что все центральные гостиницы забронированы для участников деловых конференций. По счастью, знаменитый сын Чикаго Хью М. Хефнер, по-прежнему живший в городе, готов был принять их за так.
Между концертами в «Международном амфитеатре» 19 и 20 июня «Стоунз» и приближенные лица гостили в прославленном особняке Хефнера «Плейбой», где под колокольчиком у двери помещена латинская фраза «Si Non Oscillas, Non Tintinnare» («Не играешь — не звони»). Хефнер круглосуточно поставлял им не только пропитание, выпивку и азартные игры, но и девушек месяца — пышных красоток с центрального разворота. Его роковые гости, как выяснилось, несколько заигрывались; Хефнер отбыл на свою вертящуюся и вибрирующую постель восьми футов в диаметре, пока — по словам одного американского гостя — «вокруг все трахались». В этой чувственной свалке девушка, которой предстояло сниматься на разворот, осталась вся в синяках и порезах и еще десять дней не могла появиться перед фотокамерой.
Взгляд Мика, впрочем, миновал пышных Флопси, Мопси и Ватных Хвостов
[282] и уперся в Бобби Арнстайн, худощавую личную помощницу Хефнера; ей был тридцать один год, и она отчасти походила на французскую кинозвезду Анук Эме. Бобби была фигурой трагической — позже ее приговорили к пятнадцати годам условно за хранение наркотиков, а затем она передознулась барбитуратами и была найдена мертвой в убогой гостинице. У нее к тому же было пищевое расстройство, из-за которого посреди пирушки со «Стоунз» она удалилась к себе и с круглосуточной кухни особняка заказала три трапезы из трех блюд. Посреди своего личного пира она на стук открыла дверь и узрела Мика, облаченного лишь в белые кожаные штаны.
Бобби была не прочь ответить на его авансы, но только что проглотила здоровенный кусок спелого бри и стеснялась своего аммиачного дыхания. Пока они обжимались и Мик пытался ее поцеловать, а она вертела головой, он потерял равновесие и плюхнулся на стул, где Бобби разместила следующее блюдо — кусок торта «Черный лес». Даже Мик Джаггер не смог поддерживать пламя страсти, измазав зад белых кожаных брюк шоколадом, сливками и черешней.
Трумен Капоте нагнал гастроли в Канзас-Сити — вполне уместно, если учесть, что как раз в Канзасе происходит действие его документального шедевра «Хладнокровное убийство» об убийстве фермера и его семьи. Вместе с Капоте из Нью-Йорка приехала его светская подруга принцесса Ли Радзивилл, дизайнер интерьеров и младшая сестра Жаклин Онассис. В гримерной «Стоунз» еще не случалось столь высокородных поклонников, однако Кит упрямо и систематически практиковал lèse-majesté,
[283] обращаясь к ней «принцесса Редиска» и порой прибавляя «ах ты, старая девка».
Капоте облизывали, как никакого другого приставленного к музыкантам журналиста, — он летал «Языком» и ездил в лучших лимузинах, а концерты смотрел с самых престижных мест за кулисами. Однако их отношения с Миком отнюдь не потеплели. Мало способствовало дружбе то, что великий писатель склонен был называть их «Битлз» и не скрывал, что полагает вокалиста «напуганным мальчонкой, который чрезмерно размахнулся». «По-моему, Трумен подходил к этой своей статье не всерьез, — вспоминает Крис О’Делл. — Вечно над всеми насмехался». В конце концов Кит отомстил ему, подстроив тяжеловесный розыгрыш, какие ему нередко удавались в ходе послеконцертного веселья: дверь гостиничного номера Капоте расписали кетчупом — пародией на убийство семейства Клаттер из «Хладнокровного убийства».
Статью в «Роллинг Стоун» Капоте так и не сдал — сетовал, что гастроли оказались неинтересные и не оправдали его ожиданий. (Зато Энди Уорхол взял у него интервью о том, отчего же «Стоунз» не «разожгли его воображение».) Позднейшие отзывы Капоте о Мике на телевидении были язвительны, но отнюдь не лишены проницательности: «Никак нельзя соотносить, скажем, Джаггера и, скажем, Синатру… [У Мика] нет талантов, он только глазки таращить умеет… Этот его унисекс — совершенная бесполость. Уверяю вас, он примерно так же сексуален, как жаба на горшке… Из него, пожалуй, мог бы выйти бизнесмен. Есть у него способность сосредоточиться на чековой книжке посреди „Midnight Rambler“, когда он хлыстом этим своим лупит».
* * *
Где-то на гастролях Крис О’Делл, к своему удивлению, оказалась с Миком в одной постели. Как и его связь с ее подругой Дженис Кеннер на Чейн-уок, то была случайная история под влиянием момента, и она никак не отразилась на отношениях работодателя и работника — «дружба с плюсами», иными словами. «Я никогда к этому серьезно не относилась, не думала, что, мол, он меня выбрал, — вспоминает Крис. — Иногда вечером мы возвращались в отель, и Мик говорил: „Может, в номер зайдем?“ Он был веселый, обаятельный, у него такой блеск был в глазах, и потом никогда не бывало неловкости. Как в детстве, когда идешь с маленьким мальчиком в песочнице поиграть. Вот мы с Миком временами играли в песочнице… И еще это отчасти история про доверие. Те, кто окружен такой славой, мало кому могут доверять и вместо того, чтобы спать с незнакомыми людьми, нередко оказываются в постели с друзьями. Я такое уже видела с Джорджем Харрисоном и Морин Старки. Сижу за столом в кухне, и тут Джордж говорит: „Ринго… я влюблен в твою жену“».
Когда Бьянка в лихой панамке снова появилась на гастролях, Крис все равно не угрызалась. Между ними пробежала кошка, когда Бьянка несправедливо обвинила Крис в краже каких-то драгоценностей, исчезнувших из особняка Хёрста в Бель-Эйре. «Я не мучилась совестью, потому что знала, что эта история с Миком вообще ничего не значит, — говорит Крис. — Он одновременно и с другими женщинами спал, и, по-моему, Бьянка это понимала. У меня было такое впечатление, что они в итоге пришли к открытому браку».
Концерт «Стоунз» в Вашингтоне пришелся на 4 Июля. Мик подумывал выйти на сцену в костюме Джорджа Вашингтона — парик, бриджи и туфли с пряжками, — но ему внушили, что это не самая удачная идея, если учесть истрепанные в последнее время нервы американских правоохранительных органов. Нервные правоохранители нанесли удар в тихом англофильском штате Род-Айленд. Когда группа через Уоррикский аэропорт направлялась на концерт в «Бостон-гарден», Кит наплечной сумкой замахнулся на назойливого фотографа и мигом был арестован. Все на всех наорали, после чего Мик, Маршалл Чесс, телохранитель Кита и кинематографист Роберт Фрэнк тоже были задержаны, брошены в «воронок», доставлены в участок и посажены в «обезьянник». Чтобы не отменился вечерний концерт, устраивать им выход под залог пришлось лично мэру Бостона Кевину Уайту. Судя по полицейским снимкам Мика анфас и в профиль, им восторгался даже суровый полицейский фотограф.
Гастроли завершились в Нью-Йорке четырьмя за трое суток аншлаговыми концертами в «Медисон-сквер-гардене». Все еще опасаясь реванша «Ангелов ада», «Стоунз» заселились в отель «Шерри-Незерленд» под вымышленными именами — и не теми, под которыми регистрировались в «Холидей-иннах» где-нибудь у черта на рогах. Мик и Бьянка (занявшие номер, обычно отводимый президенту Никсону) назвались «мистером и миссис Шелли», Билл Уаймен и Астрид — «лордом и леди Геддинг», а Кит — «графом Зиггенкиссом». Им также порекомендовали не пользоваться обслуживанием номеров, чтобы кто-нибудь часом не отравил еду.
