Если не считать написания Миковой фамилии, в этой истории нет ни крупицы правды. Его даже не было в клубе «Блейзес», когда туда явилась группа из «Новостей мира», и, уж разумеется, он не изливал им душу — ему это вообще не свойственно. Корреспонденты были не молодые журналисты, секущие в поп-музыке, а старики со связями, для которых все «Стоунз» на одно лицо. С кем-то из них они в тот вечер, конечно, поговорили, но этот человек был полной противоположностью Мику — доступный, словоохотливый, черпавший жалкое удовлетворение в том, что его готовы слушать; о цвете его волос и говорить нечего. Даже самый неосведомленный корреспондент «НМ» мог бы узнать Брайана Джонса — все-таки двумя годами раньше газета откопала двух его внебрачных детей. Однако Брайана Джонса не узнали.
Ирония-то в чем? В сравнении с Китом и особенно с Брайаном Мик употреблял наркотики очень редко. В последнее время он все больше беспокоился, наблюдая масштабы употребления, и понимал, что группа рискует ровно таким вот разоблачением. «Все выходит из-под контроля, — буквально несколькими днями раньше зловеще прошептал он своему другу, арт-дилеру Роберту Фрейзеру. — Даже не знаю, чем все это кончится».
Вечером 5 февраля «Стоунз» предстояло выступать в телепрограмме Эймонна Эндрюса, а затем Мик вместе с другими гостями (комиком Хью Ллойдом и исполнительницей «Bobby’s Girl» Сьюзен Мон) участвовали в общей дискуссии. Когда зашла речь об утреннем выпуске «Новостей мира», Мик сказал, что все это ложь и он подает на газету в суд за клевету. Его собеседники остались равнодушны, а Эймонн Эндрюс, образец доброжелательности среди телеведущих, спросил, не считает ли Мик, что несет моральную ответственность как образец для подражания. «По-моему, я вообще никакой ответственности не несу, — отвечал Мик. — Со своими моральными ценностями они сами разберутся».
На первый взгляд статья была клеветой в юридическом понимании: она вызывала «ненависть, насмешки или презрение», не защищая истину и общественные интересы, а кроме того, откровенно сочилась злобой. И все равно осмотрительные юрисконсульты могли бы отсоветовать ему подавать судебный иск. Могли бы напомнить о деле драматурга Оскара Уайльда — фигуры не менее спорной в 1890-х, чем Мик в 1960-х, — который отправился в суд, дабы опровергнуть конкретное лживое обвинение в гомосексуальности, хотя был доказуемо гомосексуален, и тем самым разрушил и свою карьеру, и свою жизнь.
Еще они могли бы предупредить, что «Новости мира» и ей подобные газеты давно научились избегать насмехательства над своими идиотскими ошибками и убийственных штрафов. Промах в «Блейзес» поблекнул бы, докажи они, что Мик, хоть в ту ночь и не хвастался перед корреспондентами «НМ», все же принимает наркотики в менее публичных местах, — это задним числом оправдало бы публикацию. Тогда Мику пришлось бы отозвать иск или пережить унижение в зале суда. К несчастью для Мика, мудрые юрисконсульты не одержали победы, и в начале следующей недели «Новостям мира», располагавшимся тогда на Бувери-стрит, неподалеку от Флит, доставили повестку в суд по обвинению в клевете.
Мик славился осторожностью и холодной расчетливостью, а потому следующий его шаг потрясает своей глупостью. В ближайшие выходные он и Марианна отправились за город, в Сассекс, чтобы закинуться ЛСД с Китом Ричардом.
Говоря по справедливости, кислота была не главным поводом для поездки. «Одинокий холостяк» Кит незадолго до того купил дом — фахверковый коттедж под названием «Редлендс», который шел рок-н-ролльному бродяжьему имиджу Кита как корове седло, — неподалеку от маленького приморского курорта Уэст-Уиттеринг в Западном Сассексе. Мик и Марианна собирались провести там выходные со своими ближайшими друзьями из истеблишмента, Кристофером Гиббсом и Робертом Фрейзером; еще был приглашен Майкл Купер. Брайана и Аниту тоже позвали — Брайан сказал, что слишком занят саундтреком к фильму, но в воскресенье попытается вырваться. Неизлечимая падкость Кита на тусовщиков привела в компанию еще двоих, которые, в отличие от прочих, не пользовались доверием и к узкому кругу не принадлежали. Одного звали Ники Креймер — чудаковатый и довольно одинокий юноша с окраин челсийской тусовки; второму суждено было войти в рок-мифологию под именем Кислотного Царя Давида.
Креймер был хотя бы другом друзей, но о втором госте, двадцатичетырехлетнем американце с худым лицом и короткими кудряшками толком никто ничего не знал. Он походил на американскую артхаусную кинозвезду — молодого Джона Кассаветиса или Бена Газзару. Фамилия его была Снайдермен, хотя в последующие недели в материалах следствия и судебных отчетах его называли Шнайдерманом, а также Снайдерманном. Он прибыл в Лондон из Калифорнии всего пару недель назад, но успел подружиться со всеми «Стоунз» первого ряда, а для Кита стал совершенно незаменим. Как и подразумевает его прозвище, Кислотный Царь обладал замечательным качеством — энциклопедическими знаниями обо всех новых разновидностях ЛСД и почти магическим талантом их раздобывать. Позже Кристофер Гиббс называл его «высококлассным дитятей цветов»; он постоянно оглушал внутренний круг «Стоунз» экзотическими химическими подначками: «Чего? Вы что, правда никогда не слыхали про диэтилтриптамин?»
Кульминацией редлендских выходных должна была стать новая калифорнийская разновидность ЛСД под названием «солнышко», которую Кислотный Царь Давид обещал гостям Кита; утверждалось, что трип от «солнышка» мягче и расслабленнее. Допустим, Мик не почуял опасности, хотя под него уже копали «Новости мира», — ладно; но трезвомыслящий умница Кристофер Гиббс-то почему не догадался? «Я только одно могу сказать, — отвечает на это Гиббс. — Нам всем в то время казалось, что в английской глубинке безопасно».
* * *
Вечером в пятницу, 10 февраля, Мик, Марианна и Кит были в студии на Эбби-роуд, смотрели, как «Битлз» работают над новым альбомом, который зрел уже полгода, с самого прекращения гастролей. Записывали «A Day in the Life» — песню Джона Леннона, отчасти вдохновленную гибелью Тары Брауна и сдобренную якобы откровенной наркотической пропагандой, от затяжного вопля «I’d love to turn you on!» до импровизированных хаотических оркестровых пассажей, намекающих на кислотное безумие. Запись этих оркестровых фрагментов в гулкой «Студии 1» на Эбби-роуд превратилась в гала-концерт, куда «Битлз» зазвали других популярных музыкантов, в том числе Майка Несмита из The Monkees и Донована, а также двух «Стоунз» и их новую первую леди. Чтобы подстегнуть веселье, сорок классических музыкантов, участвовавших в записи, нарядились в смокинги, дополнив их клоунскими красными носами, резиновыми горилльими лапами, фальшивыми усами и дурацкими шляпами, в том числе крошечными полицейскими шлемами, — еще одно нечаянное пророчество.
Запись длилась до утра субботы; затем Кит и его гости — Мик, Марианна, Роберт Фрейзер, Кристофер Гиббс и «Кислотный Царь Давид» Снайдермен — кавалькадой проехали пятьдесят миль до коттеджа в Западном Сассексе. Вместе с Фрейзером в его белом фургоне, обычно перевозившем произведения искусства, сидел его молодой марокканский лакей Мохаммед, которому предстояло кашеварить. Больше никаких гостей не ждали — ну, может быть, назавтра еще приедут Брайан и Анита. Планировался во всех отношениях традиционный загородный отдых — разве что гости в халатах и обвешаны бусами, а не в непромокаемых куртках и резиновых сапогах.
