Многочисленные недруги Мика рисовали теперь блаженные картины всего, что предстояло ему и Киту за решеткой: рычащие надзиратели, несъедобная еда, групповые изнасилования в душевых, а главное — ритуальная стрижка ненавистной шевелюры. Но хотя еще никто не знал, что отсидят они меньше положенного, было дано указание на заключенных не давить. Обоих приняли как полагается, забрали все личные вещи, сменили имена на номера (Мик стал 7856), а костюмы с Карнаби-стрит — на толстую синюю саржу и черные башмаки, но Кита с Миком не пытались остричь и вообще не обижали. Другие заключенные вовсе не набрасывались на них в садистском восторге — они сочувствовали, даже уважали. В «Скрабз» Кита полагали героем, подкармливали сигаретами, шоколадом, даже гашишем. Мику в Брикстоне выделили отдельную камеру, которая, как он рассказывал потом, «была немногим хуже гостиничного номера в Миннесоте… С нами очень, очень хорошо обращались, хотя не лучше, чем с другими заключенными. Все просили автографы. Другие ребята [sic] сильно интересовались нашим делом, выспрашивали подробности».
На карикатуре ДЖЕКа
[177] в лондонской «Ивнинг стандард» Мик стоит на галерее в тюремной робе с клеймом-стрелой, а рядом с ним — хитрый типчик в темных очках. «Я его агент, — говорил типчик надзирателю. — Мне полагается 25 процентов всего, что он получает».
* * *
Приговор в Чичестере вызвал бурю протестов — в основном, но отнюдь не только среди поклонников «Роллинг Стоунз» или молодежи. В знак солидарности с Миком и Китом толпа целую ночь бдела под статуей Эроса на лондонской площади Пикадилли-сёркус, а двести более подвижных граждан сходили маршем на Флит-стрит и покричали оскорбления в адрес «Новостей мира», предположительно виновных в невзгодах музыкантов. В клубах и на дискотеках по всей стране диджеи объявляли минуты молчания или безостановочно крутили пластинки одних только «Стоунз». Когда весть добралась до Нью-Йорка, возле британского консульства прошли возмущенные демонстрации. Мик в наручниках, точно конокрад XVIII века, ненадолго породил даже отдельную моду. В магазине «Я был камердинером лорда Китченера»
[178] на Карнаби-стрит на продажу выставили пластмассовые наручники под лозунгом: «Будь верен Марианне в наручниках Джаггера».
«Мелоди мейкер» озвучил негодование британской музыкальной прессы, опубликовав редакционную передовицу, в которой громил приговор. Коллеги-музыканты тоже выражали сочувствие и поддержку, хотя гашиш и хипповская затуманенность мало помогали на практике. Не была реализована светлая идея устроить благотворительный концерт «Свободу „Стоунз“», а на вырученные деньги похоронить судью Блока под «лавиной цветов». Самый красноречивый братский жест сделала группа The Who — с тех пор, как «Битлз» удалились от публики, они были ближайшими соперниками «Стоунз» в смысле концертов. Пока шел суд, они записали каверы двух песен Джаггера и Ричарда, «The Last Time» и «Under My Thumb», срочно выпустили их на собственной студии «Трек», а все вырученные деньги отдали на благотворительность. В полосных рекламных объявлениях двух лондонских вечерних газет, «Стандард» и «Ньюс», они объясняли, отчего так: «The Who считает, что Мика Джаггера и Кита Ричарда превратили в козлов отпущения, и в знак протеста против жестоких приговоров, вынесенных им в Чичестере, выпускает сегодня первый кавер Джаггера и Ричарда. Мы будем напоминать публике об их творчестве, пока они не смогут вновь записываться сами».
В тогдашнем мире многие люди старше тридцати к музыке были равнодушны. Приговор Мику и Киту превратил музыку в общенациональную тему для бесед, что не вполне удалось «Битлз», и даже аристократические газеты вынуждены были наконец поинтересоваться вопросом. Против решения судьи Блока выступил ряд видных фигур старшего, дорокового поколения: от одних это и ожидалось — к примеру, от джазового певца Джорджа Мелли
[179] и театрального критика-либертарианца Кена Тайнена; другие же удивили — скажем, драматург Джон Осборн и правый журналист Джонатан Эйткен. Британское так называемое врожденное чувство справедливости порой преувеличивают, но сейчас оно несомненно проснулось — особенно из-за Мика. Пусть он спел несколько малопристойных песенок, не желал ходить к парикмахеру, мочился на стены гаража, даже ел шоколадки под необычным углом — все это явно не заслуживает такой кары. Автор письма в «Таймс» суммировал эти соображения, процитировав строки поэта А. Э. Хаусмена, написанные после суда над Оскаром Уайльдом в 1895 году:
Что за грешника младого там в наручниках ведут?
В чем таком он провинился, что кругом его клянут?
Отчего по виду скорбен он едва ли не до слез?
Знать, свободы ему стоил небывалый цвет волос.
[180]
Но едва Мика и Кита посадили, все это безумие необъяснимо дало задний ход. Под конец суда Майкл Хейверс от их имени подал апелляцию по поводу и вердикта, и приговора. С необычайной прытью предварительные слушания в Высоком суде перед судьей Диплоком назначили уже на следующий день, 30 июня. Полную апелляцию нельзя было подготовить, пока нынешняя сессия не прервется на два месяца, а это означало, что Мика и Кита надо либо отпускать под залог, либо продержать за решеткой до сентября. Накануне суда 30 июня королевский прокурор Малькольм Моррис сообщил Хейверсу, что безымянные представители власти, которые Морриса наняли, дали ему «прямое указание» не возражать против выхода под залог, если таковой будет запрошен. После 24-минутных слушаний судья согласился отпустить осужденных за 7000 фунтов с носа, при условии, что до слушания апелляции Мик и Кит не покинут страну и сдадут паспорта.
К середине дня «младые грешники» вышли из камер, облачились в свою нормальную — или же аномальную — одежду, без никаких наручников, и провели пресс-конференцию в пабе «Фезерс» на Флит-стрит. Место проведения выбрал Лес Перрин — оно должно было символизировать добрые отношения с прессой, освещавшей суд; по указанию Перрина, «Стоунз» пригасили свою ярость и презрение к истеблишменту и ограничились лишь благодарной эйфорией освобожденных людей. Попивая водку с лаймом (за которую владелец паба отказался брать плату), Мик сказал, что за решеткой «писал стихи», а в Брикстоне все были «очень добры и любезны».
