Он все еще ждал суда за каннабис, якобы найденный в его квартире 21 мая, и за нарушение требований суда во время условного срока. В эти летние месяцы, которые он провел на свободе под залогом, ему настоятельно требовалось уехать из Лондона, дабы минимизировать риск дальнейших полицейских налетов. Уехать он мог разве что в родительский дом в аристократическом Челтнеме и потому вместе со Сьюки Пуатье предпочел обосноваться в «Редлендс» у Кита, а вместе с ними поселился Том Кейлок, шофер и телохранитель «Стоунз». То было вовсе не изгнание и не остракизм; остальные периодически собирались в «Редлендс» на репетиции, хотя состояние Брайана, как правило, позволяло ему разве что невнятно побренчать по струнам. В остальное время он лакал коньяк с метаквалоном, третировал безответную Сьюки и листал музыкальные издания, боясь, что его кем-нибудь заменят, а ему не скажут — например, недавним гитарным учителем Мика Эриком Клэптоном, поскольку Cream вот-вот распадется.
Мик вздохнул с облегчением, когда Брайан убрался с дороги, однако порой тревожился за него, удивляя даже Марианну, единственную, кто умел разглядеть в нем чувствительность и заботливость. Как-то раз на Чейн-уок, гадая по «Книге перемен» — обычное домашнее развлечение поп-звезд шестидесятых, — она прочла предсказание о том, что Брайана ждет «смерть от воды». Мик разнервничался и потребовал немедленно поехать в «Редлендс». Доброта, впрочем, вышла боком. Брезгливому Мику не понравился ужин, сготовленный Брайаном и Сьюки, и он с Марианной отправился в местный паб. Брайан смертельно обиделся, и они подрались, после чего Брайан скакнул в Китов пруд (четырех футов глубиной), а Мик полез его вытаскивать, испортив новые бархатные штаны.
26 сентября Мик и Кит явились в суд, чтобы снова публично поддержать Брайана — и увидеть, как мягко с ним обошлись. Невзирая на серьезные доказательства того, что каннабис был ему подброшен, Брайана признали виновным в хранении, но суд решил, что это у Брайана просто временный срыв, и он отделался 50 фунтами штрафа и 105 фунтами судебных издержек. После суда Мик и Кит, бережно обнимая его за плечи, вместе с ним вышли к репортерам.
После этой нехарактерной удачи подвернулся музыкальный проект, увлекший Брайана, как уже не увлекали «Стоунз». В марокканских поездках Брайон Гайсин показывал ему Master Musicians of Joujouka, духовой и ударный оркестр из далекой деревни Эр-Рифа, чья музыка вводила слушателя в транс и даже, говорят, обладала целительной силой. В припадке былого музыковедения Брайан хотел на месте записать эти мистические дудки, а затем наложить на них рок-сопровождение, дабы продемонстрировать сходство музыкальных традиций Северной Африки и Северной Америки. Он уже дважды ездил послушать оркестр, привозил с собой звукозаписывающую аппаратуру, но оба раза обкурился так, что ничего толкового не записал.
В августе, незадолго до суда, он вместе со Сьюки поехал посмотреть многовековой праздник Пана, на котором мальчика одевают в шкуру свежеубитого козла. На сей раз с ним прибыл профессиональный звукоинженер, и Master Musicians наконец попали на пленку. Позже эти записи выйдут альбомом «Brian Jones Plays with the Pipes of Pan at Jajouka» — одним из первых образцов того, что теперь называется этникой. Спустя двадцать один год Мик по его стопам вернется в Марокко и наймет оркестр сессионными музыкантами для альбома «Стоунз» (что, впрочем, история совсем иного рода).
Брайан не знал о грозном предсказании «Книги перемен», но в Эр-Рифе, наблюдая праздник, получил, очевидно, другой знак, гласивший, что нет никаких надежд. Он и Сьюки по-турецки сидели на деревенской площади, а мимо тащили на расправу белого козла. У козла была странно знакомая белокурая челка, и Брайан, глядя в полные ужаса козлиные глаза, отчего-то прошептал: «Это я!»
* * *
Первой на большой экран попала Марианна — в «Мотоциклистке» с французским красавцем Аленом Делоном. В кинотрейлере она была в черном кожаном комбинезоне, а закадровый текст истекал сексуальностью, которую явно вдохновлял отнюдь не Делон: «Ты познаешь восторг, обвив ногами ревущее торнадо… как Мотоциклистка! Она мчится в далекую даль, стремительно и бесконечно… оседлав силу сотни мустангов!» Для американского проката фильм переименовали: «Обнаженная в кожаном».
Ровно так публика и представляла себе личную жизнь Мика и Марианны после чичестерских квартальных сессий и заголовка про «девушку в меховом покрывале»: беспрестанное высокооктановое сексуальное сгорание, подпитываемое коробками, если не ящиками батончиков «Марс». На самом же деле, как признается Марианна в «Фейтфулл», секс для нее всегда был «проблемой» — что нередко случается с красивыми людьми — и за полгода их с Миком страсть остыла до дружбы, «какая бывает, если ты очень долго замужем и знаешь, что партнер не ожидает от тебя слишком многого». В постели они зачастую обкладывались книгами и читали друг другу вслух.
С самого начала, говорится в автобиографии, Марианна знала, что Мик регулярно ей изменяет, и, будучи в душе европейской аристократкой, смирилась с его «правом первой ночи» на практически любую привлекательную женщину, что попадалась ему на пути. «Расстраиваться из-за случайного перепихона было неклево и по-мещански». И если он, как она загадочно выражалась, «спал с мужчинами», ее это тоже не смущало. У нее самой случались краткие романы — в основном не от обиды или одиночества, а из соображений честной игры. Пишет она о романе с принцем Заначкой, приятелем Брайана Джонса и его товарищем по несчастью, тронувшим ее романтическую душу тем, что залез в окно ее спальни по глицинии, увивавшей стену дома 48 по Чейн-уок, пока Мик и Кит работали в садовой студии.
Представления публики о наркотических приключениях этой пары были еще иллюзорнее, чем якобы разнузданный секс. Мик, разумеется, попробовал почти все, что можно было попробовать, однако его заповедью — как во всем, кроме тщеславия, — была умеренность; его постоянно окружали серьезные наркоманы, однако сам он ни разу не перебрал ни грана и ни на йоту не потерял драгоценного самоконтроля. Даже ЛСД сдалась в отчаянии, не обнаружив в нем внутренних демонов, которыми можно было бы его донимать. Марианна, напротив, была по природе своей аддиктивна и безрассудно авантюрна. С гашиша и кислоты она вскоре перешла на кокаин, впервые попробовав его на вечеринке с Робертом Фрейзером, где на шестерых гостей были приготовлены шесть аккуратных белых дорожек, которые следовало занюхивать через скатанную стодолларовую купюру. Не зная протокола, Марианна употребила все шесть, одну за другой.
Мик ее растущего вкуса к наркотикам решительно не одобрял и старался ее отвадить — временами во гневе, иногда в слезах. Главным образом он ограничивал ее в деньгах, и в результате у Марианны случился краткий роман с наркодилером Испанцем Тони — ее от него тошнило, но веществами он делился щедро.
Наркотиками она все чаще лечилась от мучительной жизни с Миком. Не в последнюю очередь терзала ее Микова одержимость аристократией, «любым дурачком с титулом и за́мком», которые наводили на нее смертельную скуку. Временами она смущала его перед высокородными знакомствами, — скажем, на банкете графа Уорикского в замке Уорик она на закуску проглотила пять таблеток метаквалона и вырубилась лицом в суп. Поездки к родителям Мика тоже ее мучили, хотя Джо и Ева всегда были с ней бесконечно добры. Чтобы не рисковать повторением уорикского эпизода перед родителями, Мик завел привычку ездить к ним один, а Марианну по пути оставлял в доме блюзового музыканта Джона Майалла,
[217] поскольку верил, что его жена Памела хорошо влияет на Марианну. Крисси Шримптон распознала бы эту властность, которая повелевала ему самостоятельно выбирать Марианне друзей.
