Но даже это бы меня не беспокоило. Я так считаю, что если они хотят навешивать себе на голову тенты всякий раз, как выходят на улицу, то это их право. Но уж могли бы выбрать более веселые цвета для чадры, скрывающей нормальную одежду, в которой человек виден. Хотелось бы видеть покрывала тех оттенков, что отражаются в вывесках над заведениями, мимо которых мы шли. Ярко-синие, зеленые, желтые — они прямо хватают за щеки и трясут, как старая тетушка, которая тебя сто лет не видела.
А вот что меня и правда потрясло — это скрытое ощущение недоверия, исходящее от всех, мимо кого мы проходили. Не только к нам, хотя и к нам очевидным образом, но и к полиции, представленной на удивление густо на перекрестках и в виде патрулей на мотоциклах. Друг к другу, будто в любой момент каждый может выхватить «узи» из-под полы и скосить всех вокруг. Ощущение такое, будто всех пешеходов предупредили об этой опасности, и все они выискивают глазами блеск ствола, чтобы нырнуть в укрытие.
Я обернулась к Вайлю, пытаясь найти слова для этого впечатления. Но они вылетели у меня из головы, когда я услышала, что он говорит:
— Вот интересно, не стали ли мои сыновья здешними студентами.
Боже мой, Вайль, ну почему ты меня просто мусорным ящиком не треснул по затылку! Вот это был бы потрясающий перепад настроения. В смысле, меня бы перенесло от переживаний насчет эффективности моей работы и насчет взаимоотношений с тобой, не считая уже суперблагодарности судьбе за то, что родилась американкой, к желанию выцарапать себе глаза грейпфрутовыми ложечками. И перенесло бы за две максимум секунды!
Я не сказала ни слова. Он уже разбил стакан сегодня после моих комментариев. Следующим, наверное, будет мой череп. Но Вайль, очевидно, не возражал против молчания публики, потому что продолжал рассуждать:
— Это было бы забавно, правда? Наша легенда для них была бы истинной целью путешествия в Тегеран. И еще я думаю, узнаю ли я их. Понимаешь, если мне что-то в их глазах напомнит…
Последние слова он произнес хрипло, не в силах совладать с эмоциями, и не договорил.
Я не знала, способна ли Зарса заставить себя совершить над кем-нибудь такую мерзость, но знала, что никогда за всю жизнь не была так ни на кого зла. Взять великолепного Вайля, вампира, возбуждавшего страх и ненависть во всех уголках преступного мира, найти единственную его уязвимую точку — и ударить туда кинжалом.
Ну, пока что ей еще это с рук не сошло, напомнила я себе. И если она думает, что может вот так издеваться над моим схверамином, то ей придется проверить, насколько приятно будет ближайшие полтора месяца ужинать через соломинку.
Я уже наполовину была готова идти к дому Анвари и выдать ей прямо на месте. Магулам поживиться будет нечем, если только я ее оставлю в живых.
И тут я их увидела. Сперва размытое движение краешком глаза.
— Вайль, — спросила я, — ты вот этих видишь?
— Да, — ответил он. — А что это за твари?
И снова пришлось врать. Как я могла сознаться, что мне о них рассказали, когда я за ним шпионила?
— Не знаю. Пойдем за ними и посмотрим, куда они нас приведут.
Он мог бы и не согласиться, но они двигались в том же направлении, что и мы. Чем дальше мы шли, тем больше их становилось, будто их армия решила собраться где-то у сердца города.
Наконец мы вышли на огромную площадь. Пустая, она тянулась бы на три-четыре квартала, и простор блестящего белого бетона со сложным узором казался копией тех ковров, которыми славится страна. Края площади обозначались скамейками и фонарями; с трех сторон ее окружали высотные офисные здания, глядящие огненным взглядом на рестораны и роскошные магазины на четвертой.
Улица с односторонним движением огибала площадь, давая машинам возможность въезжать и выезжать, но сейчас она была перегорожена ради безопасности двух примерно тысяч человек, собравшихся здесь с непонятной мне целью. От них не исходило веселье, как от гуляющей толпы. Религиозного экстаза тоже не было заметно. Излучаемое ими настроение подошло бы толпе линчевателей — и это объясняло интерес магулов. И отсутствие детей. И — блин, до чего же это не наше время и место! — виселицу.
Она стояла в конце площади — длинный плоский помост, вроде как для жюри в маленьком городе на параде. Конечно, с дополнениями, которых в каком-нибудь Мэй-берри не увидишь: крест из мощных бревен с веревочными петлями на концах перекладины, пара люков и открытое пространство под помостом, чтобы публике было видно падение тела.
Я сунула левую руку в карман, сжала обручальное кольцо, радуясь, что при мне есть что-то от Мэтта, что можно потрогать. Есть у меня еще и другой, менее материальный знак его любви, который я тоже всюду с собой таскаю, но кольцо дало мне ощущение опоры, необходимое сейчас как воздух. Зажав в ладони этот кусочек золота с камнями, я вспомнила не тот день, когда Мэтт его мне дал, а тот, когда он мне рассказал о своей первой работе.
Мы сидели на крыльце плантаторского дома, только что очищенного нами от хищных вампиров и их охранников-людей, отфыркивались от запаха смерти и чистили оружие. Наша новая группа хельсингеров, только начавшаяся оформляться как нечто целое, расселась на белых плетеных стульях и таких же качалках. Десять боевых ребят чуть за двадцать (за исключением двух наших лояльных вампиров), только что честно отработавшие свое жалованье.
«Я тебе должен сознаться, Жас, — сказал Мэтт, протирая черный блестящий арбалет, — когда я тебя первый раз увидел, засомневался, сможешь ли ты командовать группой. Эта твоя трогательная рыжеволосая маска многих вводит в заблуждение?»
«Только до тех пор, пока она рот не откроет», — прокомментировал сидящий на перилах Дэйв.
Благодарный смех слушателей — с моим участием. Я выпрямилась на стуле, вложила пистолет в кобуру.
«Так ты в каких войсках служил?» — спросила я у Мэтта.
«Это так заметно?»
Я пожала плечами:
«Я же не пытаюсь тебя оскорбить. Просто вижу хорошую выучку».
«В „Морских котиках“».
«А зачем, Господа Бога ради, ты туда пошел?» — спросила Джесси Дискоу. Она, как и я, пришла на эту работу прямо из колледжа. Сейчас она сидела рядом с Дэйвом, и если бы мой брат еще хоть на чуточку сильнее отвлекся на ее индиговые глаза, то мог бы прострелить себе ногу и не заметить.
«Мама с папой задали тот же вопрос, когда я сообщил и м радостную весть, — ответил Мэтт. — Хочешь знать, что я им ответил?»
Я вот определенно хотела. Джесси немного помолчала, и я чуть было не обнаружила свой уже не совсем профессиональный интерес в этом широкогрудом юном жеребце с похотливой улыбкой, звездной задницей и постельными глазами. Но Джесси как раз сочла, что оперение ее болтов доведено до нужной кондиции и можно от них отвлечься.
«Ага, — сказала она. — Хочу».
Мэтт глянул на меня, улыбнулся, давая понять, что отметил мое внимание.
