— Инстинкты у тебя превосходные. Из лучших, какие мне приходилось видеть. Им и верь.
Из ямы вышел еще один демон. В отличие от прочих он не покачивался под грузом исполинских рогов, не вызывал ахов и охов многочисленными ранами, сочащимися гноем и слизью. Нет, он был красив дикой красотой лесного пожара. Ошеломительная волна золотисто-белых волос. Красная кожа, обтянувшая тело языческого бога. При взгляде на такого жеребца девушка во мне ахнула с протяжным вздохом. А потом я пригляделась.
От него исходили флюиды Падшего Ангела. Я их ощутила в силу Чувствительности — некоторые иномирные силы я улавливаю. Например, вампиры и сборщики для меня выделяются в толпе с тех пор, как я какое-то время провела по ту сторону жизни. И мне знакомы жуткие отвратительные формы существ, пахнущие гниением. Мне приходилось за ними охотиться и их убивать. От этого парня исходила физическая вонь, вызывающая желание бочком-бочком добежать до ближайшего бомбоубежища и залезть в него, как рак-отшельник. Я почему-то знала, что он, впервые отрывая мухе крылышки, хихикал, как школьница. Серийные убийцы его смешат до колик, а от массовых казней он по полу катается в восторге. Посмеяться этот гад любит.
Как и прочие демоны, он был наг, если не считать пояса, на котором висела свернутая черная плеть. Убрать от нее руки он тоже не мог — все время с ней играл, сколько тянулось заседание.
Разговора я не понимала, поэтому Рауль мне переводил. Поскольку он считал, что смотрит заседание суда, слова практически не совпадали с действиями, но в результате какой-то странный смысл все же получался. Особенно когда самые оживленные разговоры порождали сильные ментальные образы, которые в переводе не нуждались.
Тип с плетью вскочил на последний пустой камень, выше и шире прочих, и там сел.
— Кто призывает суд и его Магистрата? — спросил он, сложив руки на груди, хотя в одной все еще была рукоять плети.
Вскочила Женщина-Скелет — та, что первой вылезла из ямы.
— Это я.
— Назови свое имя и изложи свое дело.
Она выпустила ярко-красные когти, заморгала. Третий глаз моргал не в такт двум другим, а отсутствие глазного яблока вызвало у меня рвотный спазм, что меня удивило. Я видала мозги на стенке, обезглавленные тела, хребты, блестящие из вспоротых животов, и думала, что знаю пределы мерзости. Сейчас я поняла, что ад будет стучать в эти пределы, пока они не разлетятся в куски. От этой мысли мне захотелось свернуться в шар и спрятаться в карман Рауля, пока не придет пора возвращаться.
— Меня зовут Ульдин Бейт. Моего супруга убили. Я желаю отметить его убийцу.
— Для протокола: как звали твоего супруга?
— Десмонд Йель, — ответила она севшим голосом. Видно было, что эта утрата ее опустошила. Я покачала головой, дивясь, что найдется кто-то любящий даже для такой душекрадущей мерзости.
— И какова же природа его смерти?
Магистрат продолжал задавать профессиональные вопросы, но радостно улыбался, аппетитно предвкушая кровавые подробности.
— Он был застрелен в глаз души по наводке женщины с именем Жасмин. — Ее слова сопровождались видеоизображением Иеля с зияющей раной в середине лба. Кто-то из демонов захихикал, Ульдин Бейт решительно не обратила на них внимания и продолжала: — Это я видела сама. Остальную информацию добыл Зиан-Хичан, когда я доставила ему тело Иеля.
Она показала на одного из сидящих, покрытого желтыми бородавками размером с кулак.
По кивку Магистрата она села, и встал Зиан-Хичан.
— Как и следует в подобных случаях, я, согласно установленной процедуре, немедленно прозондировал разум Йеля в поисках возможности извлечь из него любую важную информацию.
Судя по выражению лица и движениям рук, он сказал совсем не это, и аудиторию его слова весьма увлекли. Причина этому, как я поняла из ментальных образов, им проецируемых, состояла в том, что он заставил тело выполнить серию гимнастических упражнений — на пари. Как-то в этом участвовало и посмертное окоченение. О Господи.
Ульдин тоже была не в восторге.
Хотела бы я обменять свой ад на тот, что был у Рауля. У него вроде бы более упорядоченный, более рафинированный. А потом я передумала. Тот ад — такая же бездонная яма отчаяния. Просто лучше организован, нежели мой.
Зиан-Хичан продолжал свою речь:
— Жасмин — очевидно, кодовое имя охотницы на сборщиков по имени Люсиль Робинсон. Она лишила Йеля двух учеников, и сам он с ней сражался дважды, пока не был убит ее стажером. Более всего он беспокоился, что Люсиль Робинсон приобрела Духовное Око.
Его речь сопровождалась моим изображением. Не настоящим моим портретом — тощая рыжая девчонка, помогающая легендарному ликвидатору-вампиру устранять угрозы национальной безопасности, несмотря на свое отчаянное прошлое. Эта вот «я» была куда выразительнее, чем в жизни. На возвышении стояла надутая супермодель, окруженная потрескивающей алой аурой, в одной руке необычный пистолет, в другой — огромный-преогромный прадедовский меч.
Я думала, что Духовное Око — это глазное яблоко. Может быть, увеличенная версия шарика из «Энкиклиоса». Или настоящий глаз, реющий над головой подобно нимбу. Но сейчас я поняла, что это нечто более цельное. Внутреннее пламя, которое выжигает предвзятость и предубеждения, освобождая место для настоящего знания, умения поистине видеть сквозь маски извивающееся под ними зло. А аура, как я поняла, — выхлопные газы этого пламени.
Даже в моей версии ада круг демонов обошло бормотание. Мой образ произвел на них впечатление.
Магистрат не постучал молотком — ему этот инструмент был не нужен. Достаточно было ему поднять голову — и демоны стихли.
— Если у нее есть Духовное Око, она более чем достойна твоей метки, — сказал он, обращаясь к Ульдин Бейт.
— Око открылось только частично, — сообщил Магистрату Зиан-Хичан.
— А-ах!
Магистрат кивнул в знак согласия с этим коллективным примечанием, грива волос элегантно скользнула по плечам.
— Значит, ты готова заплатить? — спросил он, поглаживая плеть так нежно, что я невольно глянула, не переползла ли куда-нибудь его рука.
Ульдин Бейт дернулась всем телом — и кивнула.
— И кто твой спонсор?
— Эдуард Самос.
Когда она назвала его имя, я увидела перед собой образ. Когда-то этот безупречно одетый бизнесмен, с влажным блеском латиноамериканских карих глаз, с бронзовой кожей и блестящими черными волосами запросто покорил бывшую жену Вайля. Ульдин помнила разговор с ним, когда его обаяние испарилось, как бутылка шампанского. Он сидел непринужденно, смеялся искренне, широко открывая рот, так, что клыки видны были. Но угрозу, которая всегда ощущается от клыков, даже у Вайля, Самос умел аннулировать начисто взглядом, говорящим: «Мы же приятели!» Неудивительно, что устоять перед ним трудно. Этот шарм я чувствовала даже сквозь образ, созданный Ульдин.
