Матт помог Марии пробраться сквозь путаницу проводов, и они очутились в полутемной комнате.
— Ух, а здесь прохладно! — воскликнула девочка. «Прохладно — это еще слабо сказано»,— подумал Матт.
В комнате стоял собачий холод. И слегка пахло химикатами. Легкий ветерок шевелил волосы на голове, откуда-то доносилось слабое жужжание.
— Наверное, компьютерам нужен холодный воздух,— предположил он.
— В этом весь Эль-Патрон,— сказала Мария.— Мы можем сколько угодно париться на жаре, но компьютерам полагается обслуживание по высшему разряду.
Они ходили на цыпочках, говорили шепотом. Матт заметил, что кое-где под пластиковыми пакетами мерцают разноцветные лампочки. Значит, машины работают. Чем они заняты, для чего их сюда поставили?
— Давай сядем где-нибудь и поговорим,— прошептала Мария.
Матт отыскал укромный закуток между двумя огромными чехлами. Может, здесь будет чуть теплее... Сначала они радовались царящей в комнате прохладе, но теперь начали мерзнуть не на шутку.
Они сели рядышком, как не раз сидели перед тем, как Мария уехала.
— Я решила простить тебя после того, как прочитала «Цветочки святого Франциска»
[12]
,— начала Мария.— Помнишь, я говорила о волке? Это было чудовище, наводившее ужас на всю округу, но однажды святой Франциск побеседовал с ним. Зверь стал кротким, как ягненок, и с тех пор кушал только овощи.
— Вот не знал, что волки могут переваривать овощи,— удивился Матт, немного знакомый с биологией.
— Дело не в этом! Дело в том, что святой Франциск не говорил волку: «Я накажу тебя за все, что ты натворил». Он сказал так: «Брат мой Волк, сегодня настал новый день в твоей жизни, и пришла пора перевернуть страницу».
Матт прикусил язык. Ему хотелось сказать, что он не убивал Моховичка и не нуждается ни в каком прощении, но решил не портить Марии настроение.
— Вот я и поняла, что вела себя неправильно и должна тебя простить. В конце концов, волки ведь не знают, что есть овец нехорошо.
Пытаясь согреться, Мария пододвинулась к нему поближе, привалилась плечом. У Матта защемило сердце. Среди голубоватых теней компьютерного зала девочка была чудо как привлекательна! Как же он по ней соскучился!
— Спасибо,— сказал он.
— Но ты должен пообещать, что будешь вести себя хорошо.
— Ладно,— сказал Матт.
Он был готов пообещать все, что угодно.
— Я говорю серьезно, брат мой Волк. Больше никогда не залезай в курятник и не воруй цыплят!
— Хорошо, не буду. Как мне тебя теперь называть? Святой Марией?
— О нет! — сказала Мария.— Я не святая. У меня целая куча грехов.
— Да ну? — удивился Матт.
Тогда Мария поведала ему, каких трудов стоит ей не терять терпение с Эмилией, как она списала у кого-то домашнюю работу и как ела мороженое в постный день. Матт никогда не задумывался о том, хорошо он себя ведет или плохо, и вообще считал размышления о грехах пустой тратой времени.
— Ты крещеная? — спросил он.
— Да. Меня крестили, когда я была совсем маленькая.
— Это хорошо?
— Да, конечно. Без этого не попадешь на небеса.
Матт мало что знал о небесах. В его любимых передачах по телевизору ад упоминался гораздо чаще.
— А почему священник назвал меня некрещеным отродьем Сатаны? Что это значит? — спросил он.
Мария придвинулась еще ближе и вздохнула.
— Ох, Матт. Даже не знаю, что сказать... Я уверена, святой Франциск согласился бы с ним. Ты не плохой, просто...
— Просто что?
— У тебя нет души, поэтому тебя нельзя крестить. Таковы все животные. По-моему, это нечестно, и иногда я в это не верю. В конце концов, представляешь, какая скука была бы на небесах, если бы там не было ни птиц, ни собак, ни лошадок... А цветы и деревья? У них ведь тоже нет души. Но не может же небо быть похожим на бетонированную автостоянку. Наверно, монахини назвали бы это теологической проблемой...
— Значит, животные, когда умирают, попадают в ад? — спросил Матт.
— Да нет же! Конечно нет! Туда тоже нельзя попасть, если у тебя нет души. Наверное — я много думала об этом, когда умер Моховичок,— наверное, ты просто берешь и исчезаешь. Гаснешь, как свечка. Я думаю, это совсем не больно. Просто вот ты есть — а через мгновение тебя уже и нет. Давай не будем больше говорить об этом!
Матт с удивлением заметил, что девочка плачет. Она часто плакала, он это помнил. Он обнял ее и поцеловал в залитые слезами щеки.
— Вот и хорошо,— прошептал он.— Если бы у меня была душа, я бы, наверное, попал в ад...
Они долго сидели молча. В комнате было так холодно, что оба дрожали.
— Мне очень нравится с тобой,— наконец сказала Мария.— У меня в классе больше ни с кем нельзя вот так запросто поговорить.
— Ты сможешь приехать ко мне еще разок? — спросил Матт.
— Папа говорит, мне надо держаться от тебя подальше. Он считает... О боже! Сюда кто-то идет.
Матт и Мария дружно вскочили и кинулись к двери. Девочка споткнулась о провода, Матт подхватил ее и буквально впихнул в темный коридор. Едва он закрыл за собой секретную панель, дверь в дальнем конце комнаты отворилась. Дети затаили дыхание.
— Наконец-то я согреюсь,— довольно прошептала Мария, потирая ладони.
Матт внимательно прислушивался к доносящимся из комнаты голосам.
— Это Том,— одними губами произнес он.
— Правда?! Где глазок? Дай посмотреть...
— Мне казалось, ты не любишь подсматривать.
— Только разок гляну— Мария прильнула к глазку.— Это и вправду Том. И Фелисия.
Матт прижался ухом к стене, чтобы лучше слышать.
— ...найти их... если они... в доме,— медленно и, по обыкновению, запинаясь говорила Фелисия.
На миг Матту почудилось, что она знает о секретном коридоре, но потом он услышал шорох отодвигаемого стула и тихий гул компьютера.
— Это салон,— сказал Том.— Там никого нет. Эль-Вьехо остался один.
— Никому до него нет дела,— пробормотала Фелисия.— От него... как всегда... никакой пользы.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Том. Фелисия рассмеялась — резко, тревожно.
— Его печень... износилась. Сердце... иссохло. Нельзя получить трансплантаты от больного раком...
— Теперь он годится разве что на компост,— расхохотался Том.
Фелисия тоже засмеялась.
