– Это займет всего несколько секунд. А у нас целых двенадцать минут до начала трансляции. Лучше посмотрите, как компьютер устроен.
Боковая панель куба, обращенная к столу Эдмонда, медленно сдвинулась в сторону, открыв толстую прозрачную стену. Лэнгдон и Амбра обошли куб и приникли к прозрачной поверхности, пытаясь разглядеть, что находится за ней.
Лэнгдон ожидал увидеть сплетение проводов и мигающие огоньки. Но там вообще ничего не было. Темнота и пустота, небольшая необитаемая комната, в которой клубился легкий белый туман, как в большой холодильной камере. От толстой плексигласовой панели веяло холодом.
– Но там ничего нет! – воскликнула Амбра.
Лэнгдон тоже ничего не видел, но при этом чувствовал какие-то едва уловимые пульсации, исходящие от куба.
– Это пульсации хладагента в трубках системы охлаждения, – пояснил Уинстон. – Похоже на то, как бьется человеческое сердце.
Действительно похоже, мысленно согласился Лэнгдон. Ему не очень понравилось это сравнение.
Внутри куба медленно начало нарастать красное сияние. Вначале был виден только белый туман и пустой пол – квадрат три на три метра. Свет становился ярче, что-то замерцало над полом, и вскоре Лэнгдон различил странный металлический цилиндр, свисавший с потолка, как сталактит.
– Это то, что охлаждается в кубе, – сказал Уинстон.
Подвешенный к потолку цилиндр длиной около полутора метров состоял из семи колец, размеры которых увеличивались сверху вниз, как в детской игрушке. В результате получалась сужающаяся кверху колонна, набранная из дисков, прикрепленных к вертикальному стержню. Промежутки между блестящими металлическими дисками были заполнены плотным переплетением тоненьких проводков. И вокруг клубился ледяной туман.
– «E-Wave», – провозгласил Уинстон. – Извините за высокопарность, но это квантовый скачок в сравнении с «D-Wave», совместной разработкой «Гугла» и НАСА.
Уинстон в нескольких словах объяснил, что «D-Wave» – это первый в мире простейший квантовый компьютер, он открыл новую эру вычислительной техники, основанной на принципах, которые до сих пор не до конца поняты учеными. В квантовых компьютерах вместо обычного бинарного способа представления информации используются квантовые состояния субатомных частиц, что приводит к экспоненциальному росту скорости, мощности и гибкости вычислений.
– Квантовый компьютер Эдмонда, – продолжал Уинстон, – принципиально ничем не отличается от «D-Wave». Единственное отличие – металлический куб, в который заключен компьютер. На его гранях напыление из осмия – это редкий сверхплотный металл, обеспечивающий уникальную магнитную и термическую защиту. И потом, осмий красиво выглядит. Думаю, это тоже сыграло немаловажную роль, учитывая пристрастие Эдмонда к внешним эффектам.
Лэнгдон улыбнулся, ведь Уинстон прочел его мысли.
– Последние несколько лет, – продолжал Уинстон, – лаборатория искусственного интеллекта «Гугла» усиленно работала над интенсификацией «обучения» машин с помощью компьютеров типа «D-Wave». Но Эдмонд со своим компьютером обошел всех, совершив гигантский скачок, в основе которого одна простая и гениальная идея. – Уинстон выдержал драматическую паузу. – Бикамерализм.
Лэнгдон в недоумении нахмурился. Двухпалатность? Причем здесь двухпалатный парламент?
– Две камеры человеческого мозга, – пояснил Уинстон. – Левое и правое полушария.
Бикамеральный, двухкамерный склад ума, вспомнил Лэнгдон. Одно из свойств человека, которое обеспечило ему такой прогресс: два полушария мозга, работающие по-разному. Левое – аналитическое и вербальное, правое отвечает за «образное мышление» и предпочитает словам «картинки».
– Суть в том, – объяснял Уинстон, – что Эдмонд решил построить искусственный мозг по образцу человеческого. Разделил его на два полушария – правое и левое. Хотя в данном случае уместнее говорить о нижнем и верхнем.
Лэнгдон отступил на шаг и посмотрел под ноги через прозрачный пол на нагромождение шкафов и проводов. Потом снова перевел взгляд на одинокий «сталактит» внутри беззвучного куба. Две машины, объединенные в одно целое – двухкамерный разум.
– Работая в единой системе, машины используют различные подходы в решении стоящей перед ними задачи, они испытывают те же конфликты, идут на те же компромиссы, что и полушария человеческого мозга. Это резко повышает самообучаемость искусственного интеллекта. Повышает его креативность и… человечность. Эдмонд поощрял меня к этому: я изучал окружающий мир и пытался моделировать человеческие качества – юмор, умение работать в команде, ценить чужое мнение и даже руководствоваться в своих действиях моралью.
Невероятно, подумал Лэнгдон.
– Уинстон, так этот сдвоенный компьютер, собственно и есть… ты?
Уинстон рассмеялся.
– Этот компьютер не более я, чем ваш мозг – вы. Предположим, вы смогли бы увидеть ваш мозг. Разве вы сказали бы – «этот объект и есть я»? Мы с вами совокупность взаимодействий, происходящих внутри механизма, а не сам механизм.
– Уинстон, – перебила его Амбра и поглядела в сторону стола Эдмонда. – Сколько осталось до начала трансляции?
– Пять минут сорок три секунды, – ответил Уинстон. – Думаете, пора?
– Да, пора, – кивнула она.
Металлическая стенка куба медленно задвинулась. Лэнгдон и Амбра подошли к рабочему столу Эдмонда.
– Уинстон, – спросила Амбра. – Ты все это время помогал в работе Эдмонду. Ты же должен приблизительно представлять, в чем суть его открытия.
– Поймите, мисс Видаль. Информация внутри меня жестко структурирована. И я знаю не больше вашего.
– Но как ты думаешь, что бы это могло быть? – спросила Амбра, оглядываясь по сторонам.
– Эдмонд утверждал, что это «изменит все». Насколько мне известно, открытия, меняющие картину мира, как правило, связаны с пересмотром существующей модели Вселенной. Опровержение Пифагором представления о «плоской земле», гелиоцентризм Коперника, дарвиновская теория эволюции, теория относительности Эйнштейна – все эти открытия изменили взгляд человечества на окружающую действительность и создали современную картину мира.
Лэнгдон посмотрел на динамики над головой.
– То есть ты предполагаешь, что Эдмонд открыл что-то такое, что меняет картину мира.
– Я просто рассуждаю логически. – Уинстон заговорил быстрее. – «МареНострум» – один из лучших «моделирующих» компьютеров на земле. Он способен создать виртуальные модели самых сложных систем. Например, его знаменитый проект «Alya Red» – «работающее» виртуальное человеческое сердце, просчитанное до клеточного уровня. Очевидно, добавленная квантовая компонента увеличила его возможности в миллионы раз, и он способен смоделировать что-то более сложное, чем человеческие органы.
Лэнгдон понимал ход рассуждений Уинстона. Но никак не мог представить, что же нужно смоделировать, чтобы ответить на вопросы: Откуда мы? Что нас ждет?
