Авила отдал должное таланту Кирша: футуролог умеет создавать драматические эффекты. Впрочем, он и представить себе не может, какая драма здесь развернется сегодня.
Помни, что поставлено на карту. Ты – солдат священной войны. Часть великого целого.
Авила вновь и вновь прокручивал в голове свой план – шаг за шагом. Опустив руку в карман, он хотел уже вытащить крупные тяжелые четки. И в этот момент верхний ряд колонок внутри шатра будто взорвался звуком, выпустив на волю человеческий голос. Громыхая, он несся с неба, словно Глас Божий:
– Добрый вечер, друзья. Меня зовут Эдмонд Кирш.
Глава 16
В это же время в Будапеште рабби Кёвеш мерил нервными шагами тесное пространство своего házikó. В руке он сжимал телевизионный пульт и, с тревогой ожидая звонка епископа Вальдеспино, переключался с канала на канал.
Последние десять минут несколько новостных телеканалов прерывали свою программу ради прямого эфира из музея Гуггенхайма в Бильбао. Комментаторы обсуждали прошлые достижения Кирша и размышляли, чем он собирается поразить на этот раз. Кёвеш поежился. Интерес к предстоящему событию рос как снежный ком.
Для меня это уже не тайна.
Три дня назад в Монтсеррате Эдмонд Кирш показал Кёвешу, аль-Фадлу и Вальдеспино рабочую версию презентации своего открытия. Теперь, не сомневался рабби, то же самое предстоит узнать всей планете.
Сегодня вечером мир станет другим, с горечью подумал он.
Телефонный звонок оторвал Кёвеша от тяжелых мыслей.
Вальдеспино обошелся без предисловий:
– Иегуда, боюсь, у меня снова плохие новости. – Мрачным голосом он пересказал рабби шокирующие известия из Эмиратов.
Кёвеш в ужасе зажал ладонью рот. Потом проговорил:
– Аллама аль-Фадл… покончил с собой?
– Как раз этот вопрос сейчас и обсуждается. Его нашли недавно, далеко в пустыне… он как будто ушел умирать. – Вальдеспино помолчал. – Возможно, не выдержал нервного напряжения последних дней. Это все, что я могу сказать.
Аль-Фадл и самоубийство? Кёвеш представил себе это, нахлынула волна боли, а за ней – смятение. Да, и его самого мучают мысли о последствиях открытия Кирша. Но чтобы аллама в отчаянии свел счеты с жизнью? Нет, невозможно.
– Здесь что-то не так, – произнес рабби. – Не верю, что он пошел на такое.
Вальдеспино долго молчал.
– Рад, что вы так думаете, – наконец сказал он. – Должен признаться, и я с трудом могу принять версию самоубийства.
– Тогда… кто же это сделал?
– Тот, кому важно было сохранить в тайне открытие Эдмонда Кирша, – мгновенно ответил епископ. – Тот, кто, как и мы, думал, что Кирш сделает заявление не сегодня, а через несколько недель.
– Но Кирш уверял, что никто ничего не знает! – возразил Кёвеш. – Только вы, аль-Фадл и я.
– Может, и здесь он солгал. Но даже если Кирш действительно рассказал об открытии только нам троим, вспомните, как отчаянно наш друг Саид аль-Фадл выступал за публичность. Возможно, он поделился информацией с кем-то из приближенных в Эмиратах. Возможно, этот приближенный, как и я сам, счел, что открытие Кирша повлечет за собой опаснейшие последствия.
– И что отсюда следует? – раздраженно спросил рабби. – Что кто-то близкий к аль-Фадлу убил его ради сохранения тайны? Но это вздор!
– Рабби, – холодно произнес епископ. – Поверьте, я не знаю, что произошло. Я лишь пытаюсь найти ответы. Так же, как и вы.
Кёвеш перевел дух.
– Простите. Все никак не могу смириться с тем, то Саида больше нет.
– И я не могу. Но если Саида убили из-за информации, которой он владел, значит, и мы с вами должны быть очень осторожны. Возможно, мы следующие.
Кёвеш недолго помолчал, прежде чем сказал:
– Как только открытие станет достоянием общественности, нас незачем будет убивать.
– Верно, но пока это не так.
– Ваше преосвященство, до заявления Кирша остаются считанные минуты. Репортаж транслируют по всем каналам.
– Да… – Вальдеспино устало вздохнул. – Кажется, я должен признать, что мои молитвы остались без ответа.
Неужели епископ молил Бога о помощи, о том, чтобы Кирш отказался от своих намерений?
– Но даже если все всё узнают, – продолжил Вальдеспино, – успокаиваться рано. Думаю, Кирш с превеликим удовольствием объявит миру, что три дня назад консультировался с религиозными лидерами. Сейчас я уже сомневаюсь, что он руководствовался этическими соображениями, когда просил о встрече. Если он назовет наши имена, нас скорее всего ждут тщательные проверки и, возможно, суровая критика со стороны собратьев. Наверняка они сочтут, что мы должны были действовать, принять какие-то меры. Простите, но я… – Епископ запнулся, как будто хотел добавить что-то еще, но внезапно передумал.
– Что? О чем вы? – Кёвеш ждал продолжения.
– Поговорим об этом позже. Я позвоню вам после презентации Кирша. До тех пор, пожалуйста, никуда не выходите и заприте дверь. Ни с кем не разговаривайте и будьте предельно осторожны.
– Антонио, вы пугаете меня.
– Сам того не желая. Теперь мы можем только ждать и смотреть, как будет реагировать мир. Отныне все в руках Божьих.
Глава 17
С небес зазвучал голос Эдмонда Кирша, и прохладная лужайка в недрах музея Гуггенхайма затихла. Сотни людей, раскинувшись на одеялах, смотрели в сияющее звездное небо. Роберт Лэнгдон, лежа в центре поляны, испытывал непонятное волнение.
– Давайте сегодня снова станем детьми, – заговорил Кирш. – Посмотрим на звезды и откроем наше сознание новым перспективам.
Напряжение публики росло.
– Сегодня мы первооткрыватели, – продолжил Кирш. – Оставим все позади, устремимся в безграничный океан, где нас ждут новые земли, которых никто никогда не видел, почувствуем дрожь в коленях и благоговейный трепет – такой, когда вдруг понимаешь, что мир куда больше, чем могло «присниться нашим мудрецам». Распахнем сознание.
Впечатляет, подумал Лэнгдон. Интересно, это запись или он прямо сейчас читает текст за кулисами?
– Друзья мои, – гремел в небесах голос Кирша, – мы собрались, чтобы узнать о великом открытии. Прошу вас, наберитесь терпения. Сегодня произойдет переворот в истории человеческой мысли, и очень важно прочувствовать контекст, в котором он происходит.
Постепенно начал нарастать гул. Лэнгдон почувствовал, как все у него внутри задрожало от мощных басов из динамиков.
– Нам нужно подготовиться к великому событию. И поможет нам в этом знаменитый ученый, настоящая легенда в мире символов и кодов, знаток истории, религии и культуры… и мой дорогой друг. Дамы и господа, встречайте: профессор Гарвардского университета Роберт Лэнгдон!
