Однако вспомним: милые бранятся — только тешатся. Ворошилов, утратив пост наркома обороны, остался председателем Главного военного совета, а вскоре стал заместителем главы правительства. Наказали, ничего не скажешь.
В год начала Великой Отечественной войны Ворошилову исполнилось 60 лет. Это, разумеется, был уже не тот лихой Клим, что умел и на коне прогарцевать, и за балетной примой приударить. Испытания предвоенных лет, постоянные моральные тупики, в которые его загонял Сталин, не могли пройти даром. Тем не менее, с политической арены он и не думал сходить, хотя былым влиянием уже не пользовался. Он вошел в состав высшего органа стратегического руководства Вооруженными Силами — Ставки Главного Командования, которая была создана 23 июня 1941 г. (преобразована 8 августа в Ставку ВГК), а 30 июня стал членом высшего чрезвычайного органа власти в стране — Государственного Комитета Обороны СССР (ГКО).
Сталин, разочарованный крупными неудачами своих выдвиженцев генералов Д. Г. Павлова и М. П. Кирпоноса — командующих Западным и Юго-Западным фронтами, которым довелось первыми повести военные действия, решил направить им в помощь маститых военачальников. Вслед за маршалами Шапошниковым и Куликом на Западный фронт 27 июня 1941 г. направился Ворошилов. Прибыв в Могилев, где располагался штаб фронта, Климент Ефремович убедился, что Павлов и его штаб пока не в состоянии разобраться в обстановке и потеряли управление войсками. Но какую помощь был способен оказать им высокий московский гость, и сам-то не слишком разбиравшийся в особенностях современной маневренной войны?
Позднее маршал, вспоминая об этом первом выезде на фронт, писал: «Моя поездка явилась кратковременной — с 27 июня по 1 июля 1941 г., — но она была настолько тяжелой и напряженной, что стоила мне, по всей вероятности, многих лет жизни». Наверное, так оно и было.
Пользуясь своими полномочиями члена Ставки, маршал смог лишь информировать Москву о том немногом, что знал сам, да непрерывно запрашивал помощь техникой и маршевыми пополнениями. Это вызывало лишь раздражение, поскольку Ворошилова послали в Белоруссию как раз для выявления возможностей отпора немцам на месте. Между тем войска фронта отступали, уже 28 июня пал Минск. Чашу сталинского терпения переполнил доклад в ночь на 1 июля о прорыве немцев на восточный берег Березины и возможности захвата ими плацдарма на Днепре. В ответ на очередную просьбу выделить резервы Сталин приказал Ворошилову возвращаться в Москву.
Здесь уже искали новые, более эффективные формы управления войсками. Учитывая, что протяженность советско-германского фронта за первые десять дней войны увеличилась вдвое — до 4 тыс. км, а это в свою очередь затрудняло взаимодействие между фронтами, было принято решение дополнительно к фронтовому командованию ввести главное командование на каждом из основных стратегических направлений: северо-западном, западном и юго-западном. В первую очередь они должны были координировать действия войск фронтов, входящих в направления, не допускать самовольный отход без разрешения высшего командования, а также поддерживать высокий боевой и моральный дух личного состава.
10 июля ГКО принял соответствующее решение. Главнокомандующим северо-западным направлением, которое включало войска Северного и Северо-Западного фронтов, а позже обороны Ленинграда, силы Северного и Балтийского флотов, стал Ворошилов. Историк В. Д. Данилов так описывал работу маршала на новом посту: «Прибыв в Ленинград и заслушав доклады командования фронтов, он сразу же развернул кипучую деятельность по организации отпора врагу. Так, на Северном фронте были организованы работы по усилению оборонительной линии Нарва — оз. Ильмень, а также на Карельском перешейке. На Северо-Западном фронте, где складывалась более сложная обстановка, главком потребовал, прежде всего, привести в порядок части и соединения. Здесь он лично поставил конкретные задачи начальникам артиллерии, связи, тыла, командующему ВВС. Особое внимание всех командиров и начальников маршал обратил на необходимость укрепления морально-политического состояния дивизий, находившихся на передовой. С этой целью по указанию главкома в Ленинграде была проведена мобилизация 1000 коммунистов. Их направили в дивизии в качестве полит-бойцов. В самом Ленинграде развернулись работы по строительству оборонительных сооружений и оснащению их необходимым вооружением. Из трудящихся предприятий и учреждений по территориально-производственному принципу формировалось 150 рабочих батальонов численностью по 600 человек в каждом (позже преобразованы в батальоны народного ополчения). Налаживался выпуск вооружения, боеприпасов и продовольствия для них. В формируемые батальоны на добровольных началах включались женщины. Создавались группы подростков для разведки, связи, снабжения личного состава батальонов боеприпасами, продовольствием, водой».
Работа проводилась вроде бы большая, а обстановка вокруг Ленинграда с каждым днем продолжала ухудшаться. К середине августа в результате одновременного наступления противника крупными силами на Карельском перешейке, в Эстонии и на кингисеппском направлении создалось очень тяжелое положение в полосе обоих фронтов.
В. Д. Данилов пытается объяснить, почему это так происходило. «Существенные просчеты и ошибки» маршала он увидел, например, в том, что образованные, по указанию главкома, военный совет и штаб обороны Ленинграда были подчинены Ленинградскому горкому партии и исполкому Ленсовета, а в оперативном отношении — военному совету Северного фронта. «Серьезным просчетом» оказалось и то, что по своему персональному составу военный совет обороны Ленинграда был не в состоянии выполнять задачи по обороне города.
Но Данилов щадит Ворошилова и не говорит в полный голос о главных причинах провалов — все той же недостаточной компетентности маршала, неумении ухватить главное звено в управлении фронтами, стремлении все время сбиваться на частности. В результате Ставка ВГК вынуждена была то и дело поправлять Ворошилова. 23 августа Северный фронт был разделен на два — Карельский и Ленинградский, а Северо-Западный подчинен непосредственно Ставке. Через четыре дня северо-западное стратегическое направление и вовсе было упразднено. Ворошилов встал у руля Ленинградского фронта.
Можно сравнительно легко поменять место службы, но как в одночасье поменять стиль, привычки в управлении войсками?
Из телеграммы Ставки от 1 сентября 1941 г.: «Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончить с героями отступления? Ставка последний раз разрешает Вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда. И. Сталин, Б. Шапошников».
Но чем мог по-настоящему ответить военачальник, придерживающийся архаичных взглядов на военное искусство? Ворошилов ответил действиями, которые в постановлении политбюро ЦК от 1 апреля 1942 г. (с него началось наше повествование) были обоснованно расценены как серьезные ошибки: издал подрывавший дисциплину приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения, увлекся созданием рабочих батальонов, оснащенных холодным оружием, но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда и т. п.
