А потом сидела бы и плакала.
– Нет, я не пошла к Джейн, – сказала Рут. – Мне было стыдно. Я хотела побыть одна.
– И вы остались здесь? – спросил Жан Ги. – Задернули занавески и заперли дверь. Остались дома.
– Поначалу.
– А потом?
– Господи, – сказал месье Беливо, обращаясь к Рут. – Он, наверное, видел.
– Видел что? – спросил Жан Ги.
Взгляд Гамаша быстро переместился. На вершину холма. Мимо здания старой школы.
А потом остановился. И Арман Гамаш пошел. А потом побежал.
– Церковь, – сказал Бовуар. – Вы пошли в Святого Томаса. Вот что видел Флеминг.
Он выбежал из дома Рут. Гамаш уже добрался до деревянной лестницы. И побежал вверх через две ступеньки. Бовуар добежал до места в тот миг, когда Гамаш распахнул большую дверь маленькой церкви.
– Где ты нашел молоко? – спросил Гамаш, повернувшись на миг, чтобы задать вопрос Бовуару.
– В церкви, – ответил Жан Ги. – Молоко в пьесе нельзя понимать буквально.
– Это метафора доброты и исцеления.
Гамаш окинул взглядом ряды деревянных скамеек, простой алтарь, стены без всяких украшений. Скорее часовня, чем церковь.
– И прощения, – добавил Бовуар. – Его не найти в магазине хозтоваров, но здесь – да. Рут пришла в Святого Томаса, предав Ала Лепажа. Пришла молиться о прощении. В поисках молока.
– Джон Флеминг был человеком верующим. Получая удовольствие от своих отношений с Богом, он посмеивался и язвил, – сказал Гамаш. – Он либо пошел за ней, либо сам заявился сюда, чтобы насладиться мгновением торжества, ведь он прекрасно понимал, что сделал с ней.
Они услышали движение у себя за спиной – это пришли Рут и месье Беливо.
– Где вы сидели? – спросил у нее Гамаш.
– Вон там, – показала она. – Под мальчиками.
– Под мальчиками.
Мальчиками называли солдат Великой войны, которые обрели бессмертие на витражном стекле. Они шли сквозь грязь и хаос. Витражное стекло не памятник военным подвигам. Они были молоды, их увезли далеко от дома, им было страшно.
Но один молодой человек повернул голову и смотрел прямо на прихожан. И на его лице, кроме страха, они видели что-то еще.
Прощение.
Под окном были начертаны имена жителей Трех Сосен, погибших на той войне. Мальчиков, которые никогда не вернулись на старый железнодорожный вокзал, к ожидавшим их родителям.
А под именами слова: «Они были нашими детьми».
И Рут сидела в свете, проникавшем сквозь их тела. И плакала.
А когда она ушла? Когда она ушла, кто-то вышел из тени.
Гамаш опустился на колени и отодвинул скамью в сторону. К нему присоединился Бовуар, и вместе они принялись поднимать половые доски.
И там, в длинной металлической трубке, они нашли то, что искали. Чертежи Армагеддона, спрятанные в часовне Святого Томаса – Святого Фомы. Неверующего.
Гамаш посмотрел на часы. Они показывали шесть.
Глава сорок первая
«Добрый вечер, меня зовут Сьюзен Боннер, вы слушаете выпуск новостей „Мир в шесть часов“».
Из-за стука в ушах Адам Коэн почти не слышал слов.
«Сегодня наш главный сюжет – удивительная находка в Восточных кантонах Квебека».
Он посмотрел на свой телефон. Внутри тюрьмы действие электронных приборов блокировалось, но охранники пользовались специальным паролем, и Коэн ввел в свой телефон секретный пароль. Телефон показывал пять палочек – отличный сигнал. И никаких посланий.
Закрыв на миг глаза, Адам Коэн взял себя в руки и, выйдя из машины, решительно направился к маленькой двери в толстой стене.
«Сегодня наш главный сюжет – удивительная находка в Восточных кантонах Квебека».
– Merde, – сказала Изабель Лакост.
Трансляция в оперативный штаб шла через ее ноутбук.
Часы показывали шесть, и события развивались по худшему сценарию. Си-би-си пока не узнала точного местонахождения суперпушки Джеральда Булла, но район определили.
История развивалась. Один журналист выступил с сюжетом о невероятной жизни и таинственной смерти Джеральда Булла. Другой поведал об истории «Проекта „Вавилон“», о Саддаме Хусейне и о встрече двух безумцев.
Трех, подумала Лакост. Трех безумцев.
– Я слышал, что вы идете, – сказал Флеминг мягким надтреснутым голосом. Он рассматривал молодого человека. – Вы здесь работали охранником, верно?
Но Адам Коэн, следуя инструкции Гамаша, ничего не говорил Флемингу. Не вступал в контакт.
– Смена одежды ему нужна? – спросил один из пяти охранников, сопровождавших Коэна.
– Нет, – сказал Коэн. – Его отсутствие не затянется. К полуночи он вернется.
– Прежде чем превращусь в тыкву? – спросил Флеминг, когда на него надели наручники и ограничители движений. – Или во что-то другое.
– Ты уверен, что тебе это надо? – спросил другой охранник.
Он дружил с Коэном, когда тот работал в ЗООП. Тот самый, которому Адам Коэн предъявил доверенность. Потому что знал: парень ему поверит.
И тот поверил. Он без всяких вопросов принял письмо Квебекской полиции, которым Коэн уполномочивался забрать Флеминга.
Флеминг слушал их разговор, переводя взгляд своих змеиных глаз с одного на другого, возможно ощущая заговор в развитии.
Жан Ги резко остановился. Завернул за угол и понесся через мост в оперативный штаб сказать Лакост, чтобы отменила задание Коэну.
– Вы куда? – крикнул он вслед Гамашу, который, миновав поворот, бежал с чертежами в руках в сторону бистро.
– Мы должны убедиться, что это они. – Гамаш, не останавливаясь, поднял чертежи.
– Там написано «Проект „Вавилон“», patron. Что еще там может быть?
– Хайуотер, вот что. Еще одно введение в заблуждение.
– Черт! – выругался Бовуар и бросился следом за Гамашем.
В бистро Гамаш поспешил к профессору Розенблатту, который пересел на диван у огня.
– Вы их нашли? – воскликнул пожилой ученый, вставая.
– Надеемся.
Гамаш открыл тубу и вытряхнул оттуда рулон бумаги. Сел и развернул его на ящике для одеял.
– Они? – спросил Бовуар.
Розенблатт не ответил. Он что-то напевал себе под нос, водя пальцем по чертежам.
«Быстрее, быстрее», – молча подгонял его Бовуар. Часы на каминной полке показывали шесть минут седьмого. Где-то на заднем плане он слышал передачу новостей «Радио Канада». Французская служба новостей тоже сообщила историю про Джеральда Булла и «Проект „Вавилон“».
