– Отец Лорана не Ал Лепаж.
– Quoi?
[60] – спросил Бовуар, подаваясь вперед. – Тогда кто же его отец?
– Нет, извините. Я неточно выразился. Я не имел в виду биологически…
Он понял, что ввел их в заблуждение.
– Позвольте, я попробую еще раз. Ал Лепаж – не настоящее имя. Мы разослали его отпечатки пальцев по всем канадским и американским полицейским отделениям, и, поскольку он уклонялся от призыва, мы послали запрос в Министерство обороны в Вашингтоне.
– Правильно, – сказала Лакост. – И у них ничего не нашлось на Лепажа.
– Что довольно странно, – заметил Коэн. – Лепаж признает, что он американец, уклонист от призыва. Какая-то информация о нем должна быть. Тогда я решил написать в Военно-юридическую службу. Это юридический департамент армии США в Вашингтоне. И смотрите, что я получил.
Он протянул распечатку старшему инспектору Лакост, и она начала читать, становясь с каждой минутой все мрачнее и мрачнее. Дочитав, она глубоко вздохнула, передала бумагу Бовуару и обратилась к Коэну:
– Покажи мне.
Лакост последовала за агентом к компьютеру, а Бовуар, дочитав, протянул распечатку Гамашу.
Настоящее имя Ала Лепажа было Фредерик Лоусон. Рядовой армии США.
– Не уклонист, – сказал Гамаш, глядя на Бовуара поверх очков. – Дезертир.
– Читайте-читайте, – сказал Бовуар с мрачным лицом.
Гамаш продолжил чтение. Он чувствовал, как холодеют его щеки, словно окно распахнулось и внутрь проник ледяной воздух.
– И не просто дезертир, – сказал Бовуар, когда Гамаш положил лист на стол. – Его собирались судить за участие в массовой бойне.
– Бойня в Сонгми, – сказал Гамаш. – Вы, молодые, не помните, но я знаю.
Изабель Лакост опустилась на стул и начала просматривать фотографии на компьютере Коэна. Бовуар подошел к ней, а за ним неохотно подтянулся Гамаш. Он уже видел эти фотографии, будучи молодым человеком, почти мальчишкой. Жестокие фотографии показывали в вечерних новостях в конце 1960-х. Такие вещи не забываются.
Вчетвером – три опытных офицера полиции и один новичок – они рассматривали фотографии, настолько ужасные, что осознать их было невозможно. Сотни и сотни тел. Детские оторванные конечности. Длинные черные волосы. Яркие одежды мужчин, женщин, детей, младенцев, в то утро даже не подозревавших, что приближается к ним из-за перевала.
– Ал Лепаж принимал в этом участие? – спросила Лакост.
– Фредерик Лоусон принимал, – ответил агент Коэн. – А перейдя границу, он стал Алом Лепажем.
– Он бежал не от войны, в которую не верил, а от правосудия, – сказал Бовуар.
Гамаш набрал полные легкие воздуха и выдохнул.
– Теперь мы знаем, что Ал Лепаж способен убивать детей, – заметил Бовуар.
– И что мы будем делать с этой информацией? – спросил агент Коэн у старшего инспектора Лакост.
– Пока придержим, – сказала Лакост. – Пусть закончится наше расследование. А там посмотрим, что делать.
Они вернулись к столу для совещаний, и она посмотрела на Гамаша, который слегка кивнул ей. Его обычное поведение.
– А тут что? – спросил Бовуар, читая другую распечатку.
– Это тоже я нашел, – сказал Коэн. – Вы просили меня найти завещание доктора Кутюра. Он все оставил племяннице. Тут нет никаких сомнений, но потом я задумался, что означает «всё». Все, что находится в его доме, страховой полис на двадцать тысяч долларов, небольшие накопления и сам дом. Но поиск принадлежавшей ему собственности показал, что у него была и другая недвижимость.
– Близ Трех Сосен? – спросила Лакост. – Место, где находится пушка?
– Нет. На некотором расстоянии отсюда, – сказал агент Коэн. – В местечке, которое называется Хайуотер.
– Так-так, – сказал Гамаш, складывая руки на столе. – Вот это любопытно.
– Не туда ли ездили на днях агенты КСРБ? – спросила Лакост.
– И не туда ли ездил я, оставив вас в театре в Ноултоне? – подхватил Гамаш. – Я повторил их маршрут. И вот что я там нашел.
Он передал свой смартфон с фотографиями старшему инспектору Лакост и рассказал, что он там делал. И что видел.
– Но что это? – спросила Лакост, передавая телефон Бовуару через Коэна, который мельком кинул взгляд на экран.
– Вы помните, Рейн-Мари нашла цензурированный файл по Джеральду Буллу? – спросил Гамаш. – Самая интересная информация была вымарана, но одно слово цензоры пропустили.
– Суперорудия, – сказал Бовуар, вскинув брови. – Не «е», а «я» в конце.
– Множественное число. – Гамаш кивнул на телефон в руках Бовуара. – Я думаю, мы имеем дело еще с одним творением Джеральда Булла или доктора Кутюра. Гораздо более маленькая версия, может быть опытная модель, которую создали, прежде чем делать пушку в полном масштабе.
– «Проект „Вавилон“» предусматривал создание двух пушек, а не одной, – сказала Лакост. – И земля там принадлежала доктору Кутюру?
– Пока он не продал ее какой-то компании с цифровым наименованием
[61], – сообщил Коэн. – Я сейчас пытаюсь ее найти.
– Готов спорить, что мы выйдем на Корпорацию космических исследований, – сказал Жан Ги. – Компанию Джеральда Булла.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Гамаш. – Но зачем бросать место, которое кажется идеальным? Наверху холма, с видом на Соединенные Штаты? Зачем переводить все сюда? Я попросил Рейн-Мари воспользоваться ее допуском в архивы и поискать что-нибудь.
– Я тоже продолжу поиск, если вы не возражаете, – подал голос агент Коэн.
Он посмотрел на Гамаша, потом на Лакост, потом снова на Гамаша, словно запутавшийся щенок.
Однако Гамаша сложно было запутать. Он взглянул на старшего инспектора Лакост, и та кивнула Коэну.
– Вы можете попросить ваш контакт в КСРБ о помощи? – спросил Бовуар у Гамаша. – Я понимаю, вы не хотите слишком на нее давить, но, по-моему, нам важно знать о том, какая информация о Джеральде Булле на самом деле есть в КСРБ. Агенты явно знали о Хайуотере. Или подозревали.
Но Гамаш отрицательно покачал головой:
– Если наши подозрения насчет Фрейзер и Делорма действительно справедливы, то они будут очень внимательно мониторить происходящее вокруг них. Я не хочу, чтобы они знали, сколько нам уже известно.
– Но вы спрашивали у вашего контакта в КСРБ про их работу и истинные занятия, – возразил Бовуар. – Не опасаетесь, что Фрейзер и Делорму станет об этом известно? – Он посмотрел на Гамаша и улыбнулся. – Понятно. Вы хотите, чтобы они знали о вашем запросе.
