Однажды я отправилась обедать к мадам Гаррисон Уильямс и остановила первое проходящее мимо моего отеля такси.
На мне было вечернее платье, происхождение его угадывалось, и колье, не очень дорогое, но бросающееся в глаза. Шофер оглядел меня задумчиво, выслушал названный мной адрес в Ист-Сайде, но поехал прямо по Пятой авеню и направился к Центральному парку. Сначала я подумала, что он хочет избежать пробок, но, когда он замедлил скорость посреди парка, в пустынной аллее, я немного забеспокоилась и спросила, не везет ли он меня, как говорят в Америке, «чтобы немного прогуляться»? В ответ он сам задал вопрос:
– Вы француженка?
– Да, – ответила я, – но не вижу никакой связи…
– Я испытываю боль за французов, я верю в них, но, кажется, все потеряно. Никогда они не будут тем, чем были. – Вздохнул и продолжал:
– Вы замужем?
Удивленная, я ответила не размышляя:
– Была замужем, теперь нет.
– Должно быть, ужасно находиться одной вдали от родины. – И запустил мотор, потому что посреди этого философского диалога мы остановились; потом мечтательным тоном, диссонирующим с его хмурой, неуклюжей внешностью, произнес: – Вы мне нравитесь, маленькая дама, – вы мне очень нравитесь! Мне так хотелось бы вам помочь…
Я мог бы попросить вас выйти за меня замуж… вы станете американской гражданкой, и все ваши неприятности кончатся.
Ни одно предложение выйти замуж так меня не растрогало, искреннее, полное доброй воли, и мотив его не вызывает сомнений: человек предлагает мне то, что для него самое дорогое. Я ответила ему, что он очень добр, но у меня нет намерения снова выйти замуж.
– Увы! – пробормотал он и, не говоря больше ни слова, повез меня по указанному адресу. Приехав туда, он попросил меня пожать руку и добавил:
– Возможно, там, куда вы идете, найдутся красивые девочки, но вы ничем не хуже их! – Нажал на звонок и дождался на тротуаре, пока за мной не захлопнулась дверь.
Я не была слишком удивлена, и грусть моя даже немного утихла, когда Гого сообщила, что вступила в Американский Красный Крест, работающий за границей. Это было то самое лекарство, и хорошее лекарство, от скуки, несмотря на тяжелые обязанности, которые на нее налагало. Я хорошо понимала ее беспокойство, нетерпение и стремление к действию. Снова, не в первый раз, на ней мундир, и она готова отправиться в путь. По причине перенесенного ею детского паралича она не так сильна, как другие девушки, поэтому я тайно рекомендовала ее Дику Алену, с которым была хорошо знакома в Париже, в то время главе Американского Красного Креста. Я сделала это с самыми добрыми намерениями, хотя, без сомнения, худшей услуги не смогла бы оказать. Накануне отъезда Гого я отправилась в Вашингтон, чтобы провести с ней последний день. В то время и при тех обстоятельствах нельзя было точно предвидеть, что это может означать: последний день. В пять часов утра мы распрощались. Ее группа отправлялась в Англию, не слишком надежное место, но там она встретит симпатичных друзей, объединенных сродством душ. Два часа спустя Гого, расстроенная, с красными глазами, вернулась: в последний момент ее информировали, что произошли изменения и она останется здесь. Вся ее группа, прошедшая такую же подготовку, уехала.
Эльза Скиапарелли в форме Американского Красного Креста, 1943
В тот период Скиап стала такой чувствительной, что при малейшем сбое событий испытывала эффект тлеющей головешки, всунутой ей в душу. Необъяснимые подводные течения сталкивались вокруг нее, как волны ночью, мокрые, однообразные, изнуряющие. Что-то не так. Злая воля, пришедшая неизвестно откуда, работает против нее… Ее преследует зависть, самый яростный враг в этом испорченном мире, и любая попытка Скиап натыкалась на сопротивление или полностью переиначивалась рукой невидимого демона.
На этот раз он воспользовался ее дочерью. Когда, наконец, Гого снова, во второй раз, приготовилась уехать, Скиап отправилась с ней в Вашингтон, оставила Гого на вокзале, маленькое существо, раздавленное огромным рюкзаком, слишком тяжелым для ее тонкой, хрупкой фигуры. Через несколько дней ей позволили позвонить в неизвестное место:
– Мама, в этот момент я выдаю белье.
– Сколько времени? – спросила я быстро.
Гого не сразу поняла, почему меня это интересует, но ответила на него. Так Скиап узнала, что ее дочь находится на восточном берегу. Потом в течение долгого времени от нее не поступало никаких известий. Прошли месяцы, наконец пришло первое письмо, на котором стоял штамп Индии: Гого на Бирманском фронте. Там она вскоре заразилась амебной дизентерией и без гостеприимства и забот Гардинера Кейзи, тогда губернатора Бенгалии, могла бы так там и остаться. Она вернулась не только выздоровевшей, но и в хорошем состоянии, и в конце концов от всей этой военной авантюры осталась только масса коротких, вьющихся волос, до тех пор совершенно прямых, и глубокое отвращение к Индии.
Скиап взяла Попкорна, маленькую собачку Гого, водила ее в нескончаемые прогулки по Центральному парку или по улицам Нью-Йорка, похожим на туннели. Когда ее утомляли люди, разговоры или даже служащие, она останавливалась в «потрясающем» заведении под названием «Рай гамбургеров» и покупала на обед гамбургеры. С бутылкой красного вина и в компании с Попкорном она предавалась оргии одиночества и мечты.
Попкорн играл большую роль в нашей жизни. Он обладал ужасающим характером, и с ним происходило столько приключений, что, я надеюсь, когда-нибудь Гого напишет о нем книгу. Когда я отправила его на каникулы на остров к Джеку Баррету, он прославился там, сражаясь на пляже с гигантскими крабами: взгромождался на краба, как покоритель залива – воплощение нестерпимой потребности Скиап действовать любой ценой.
Пришло известие от Гого, все наши короткие сообщения всегда заканчивались словами: «Наполеон и все его маленькие солдаты». Конечно, я получала новости из-за океана от друзей, быстрые строчки, неразборчивые, сфотографированные на почтовую открытку. Некоторые были сентиментальны и трогательны, другие забавны, проиллюстрированные разоблачительными рисунками. Приведу в пример открытку от Томми Кернана, коммерческого директора «Вога». Тут целая история. В качестве добровольца, желающего служить в «Скорой помощи», он собирался уже отправиться в Европу. Зная, что он истый католик, я послала ему золотую медаль с изображением Святой Девы. Картье отправил ему эту медаль в самый последний момент. Между прочим, Тони написал мне, что так ничего и не получил, пока не пошел прямо к Картье. В Европу он отправился с медалью на шее и вскоре прямым ходом попал в концентрационный лагерь. Однажды он почувствовал нестерпимую зубную боль. Лагерный зубной врач сделал все что мог, но чем заполнить дупло? – ничего нет, кроме золотой медали, и медаль расплавили. И тогда я получила от Томми Кернана почтовую открытку: «Очень многие говорили об одежде от Скиапарелли. Многие обедали или выпивали стаканчик и весело проводили время вместе с ней. Но я, и только я обладаю зубом Скиапарелли!» Этот зуб принес ему удачу, и в конце концов он выбрался из неприятностей, но я считаю, что для коммерческого директора это был триумф союза экономики, веры и дружбы!
