«...в этот раз он привел меня к себе сам, а потому на диване не валялись томики женской литературы, а компьютер был выключен. Я принесла диск с фотографиями и стала привязываться к Феликсу, чтобы мы вместе посмотрели, какая я была в детстве, как похожа на юную маму. Я уже давно носила диск в рюкзачке и ждала удобного случая. Пришлось довольно долго корчить из себя дурочку, чтобы Феликс все-таки согласился включить компьютер. Мы смотрели мои фотографии. Феликс снисходительно, а я с выражением полного кретинизма на лице. В конце концов он расслабился. Я завладела мышкой и принялась дурачиться: загнала несколько фоток в „Photoshop“ и стала растягивать и удлинять лица, хохоча во все горло. Потом, как бы невзначай, попросила кофе. Феликс, совершенно спокойный на мой счет, вышел в кухню. Мне хватило нескольких минут, чтобы кое-что переписать с его системы на тот же самый диск. Сейчас посмотрю, что принесла домой. Пишу дневник, чтобы оттянуть время. Мне кажется, что я узнаю нечто отвратительное...»
«...отвратительнее не бывает. Игра Феликса не двойная... тройная... Я принесла домой бомбу... Если опубликовать в СМИ то, что я теперь знаю... Но мне не до СМИ. У меня свои проблемы. Бедная мамочка!!!
Черт! Черт! Черт! Зачем мне даны такие компьютерные способности?! Пользуясь тем, что перенесла на диск с фотками, я смогла влезть в систему Феликса. Он не Феликс! Он – Манана Мендадзе!!! Но это было бы еще ничего, если бы он просто писал романы и скрывался за женским именем. Не это страшно! Не это!»
«... не могла сразу дописать. Руки тряслись. В общем, этот дьявол – Феликс Плещеев – использует нас с мамой, чтобы написать новый роман!! Я читала страницы будущего произведения! Он не постеснялся описать даже интимные сцены... в том самом виде... в каком они и были на самом деле... Вот только язык... Безобразный... Я никогда не читала романов Мендадзе, поскольку вообще презираю женскую литературу. Неужели вся страна читает такое убожество? Неужели ЭТО может нравиться? Или на него работает целая свора редакторов? А что! Сюжетики-то он выдает классные! Какой ужас – проклятая Манана Мендадзе делает на нас с мамой свой бизнес! Я не хочу... Я не позволю... Я спутаю ему все карты...»
«... я хотела сказать мерзавцу, что все знаю, но... в общем, оказалось, что я беременна...»
«...действительность страшнее любого романа – мама беременна тоже. Нам обеим надо делать аборты. Мама против... она любит этого... этого...»
«...пришлось маме все рассказать... что с ней стало... этого не сможет описать даже гнусная Манана Мендадзе...»
«...Феликс сказал, что не любит нас обеих. Лицо его при этом было абсолютно спокойным. Мы с мамой застыли каждая в своем кресле, а он... ушел... Я еще не знаю, как расквитаться с ним... но... обязательно отомщу! Он будет помнить меня всегда!»
«... видела его с новой женщиной. Хотела броситься к ней с криками – беги от него прочь!!! Потом подумала, а вдруг он наконец влюбился... Она... та женщина... очень... даже не знаю, какая... В общем, не такая, как мы с мамой... Может быть, она сможет его победить? Адрес виртуального ящика этой особы запросто достала из компьютера Феликса, к которому у меня теперь постоянный доступ. На всякий случай я написала ей предостережение. Пусть подумает на досуге...»
«...я продолжаю читать роман о себе!!! Этот негодяй придумал мне смерть!!! Смерть!!! Он в своем романе написал, что я решусь на подпольный аборт и умру на квартире промышляющего этим врача. Откуда он узнал про беременность? Или это художественный вымысел, как и подпольный аборт?!»
«...для мамы он придумал другую смерть – она должна броситься в шахту лифта, который будто бы станут ремонтировать в нашем подъезде. Работяга будто бы отойдет перекурить, а она...»
«...несмотря на то, что я уговаривала маму на аборт, чтобы не рожать сатаненка, поняла: сама на это пойти не смогу. Ребенок ни в чем не виноват. Я любила его отца, когда отдавалась ему... Я не смогу убить свое дитя... Просчиталась Манана с подпольным абортом!»
«...не могу больше... жизнь ужасна... не хочу здесь больше находиться... наше место... ну... с моим ребенком... в другом измерении... Я подарю Манане другой конец романа. Тоже убойный! Тиражи будут многомиллионные! Прощай, Феликс-Манана! Прощай, мамочка, и прости... Прощайте, все... Витенька, не сердись на нас за то, что мы тебе ничего не говорили! Мы хотели стать счастливыми, две дурочки: я и мама...»
* * *
Да-а-а... Бедная девочка... Вот что она имела в виду, когда писала мне о том, что я прочту ее жизнь от корки до корки... Я действительно прочитала... Наташа думала, что предначертанная ей романом смерть – всего лишь беллетристика. Ей казалось, что Плещеев никогда не простит себе ее настоящую смерть. Наташа не знала, что все романы маньячки Мананы заканчиваются смертью героини. Самой настоящей смертью. А про криминальный аборт романной Кати – это так... всего лишь черновичок... на тот случай, если реальная Наташа устоит и не покончит с собой. Не устояла... Слишком чиста была и юна... И эта сволочь, Плещеев, переписал конец. И ничего в нем не дрогнуло... Еще бы: в его романах одна лишь правда жизни...
А еще Наташа боялась, как бы не запоздало мое прозрение... Чуть не запоздало. Феликс уже засунул меня за стальные звенья клетки, как ту волчицу из зоопарка. У меня сейчас наверняка такие же белые от ненависти глаза. Но, в отличие от нее, я найду, где подрыть проволочную сеть. У меня уже вздымаются бока от возбуждения... И возможно, что я... перегрызу-таки Плещееву горло, если... Словом, пусть только проявит хоть какую-нибудь слабину. Я наброшусь на него... Помните, что говорил про волков старый лесник, дед моей школьной подруги?
* * *
– Знаешь, Тоня, мне кажется, эта проклятая Манана описала и твой... мягко говоря... печальный конец... прости уж меня за это, – сказал Мастоцкий, когда мы ехали от Серебровского назад в Питер.
– Но если она думает, что я что-нибудь над собой сотворю и ей удастся переписать конец по живым следам, то... – запальчиво начала я, – ... то... черта с два это у нее получится, понял!
– Да я-то понял, только мне не нравится этот твой Маугли...
– Забудь ты его! Обыкновенный симпатичный домушник. Выглядывает на улице теток с заплаканными глазами, утешает изощренным сексом, усыпляет бдительность, подослав «мамашу», и при первом же удобном случае выносит вещи.
– Да вот что-то не забывается...
– Брось! Думай о хорошем!
– Это о чем же?
– А хотя бы о том, что у нас теперь против Плещеева есть такой компромат...
– Какой?
– А то ты не знаешь! Он ведь довел до самоубийства Наташу Серебровскую и ее мать. В Наташином дневнике это все явственно написано!
– А он скажет, что мы все это сфабриковали... придумали то есть... Ты, например, сочинила от ревности, когда он тебя... бросил!
– Ну-у-у... не знаю... Можно ведь, наверное, как-то проверить Наташин ноутбук, диск с данными, благодаря которым она проникала в компьютер Плещеева...
