— Он ничего не знает.
— Круто у вас… — Шурик отошел к окну: — Светает. Не хочется уходить. Ничего не хочется. Вот только завалиться снова к тебе под бок, а потом… потом проснуться вместе где-нибудь у теплого моря и позавтракать. Кстати, ты умеешь варить яйца так, чтобы желток оставался жидким?
— Этого, полагаю, ты никогда не узнаешь. — Подтянув ноги, Саша обхватила колени и озорно посмотрела на гостя: — Может, останешься? С мамой познакомлю.
— Ч-черт! — Тяжелый кулак с силой саданул подоконник. — Ну почему, почему вчера в этом треклятом салоне оказалась именно ты? — Шурик мерил комнату шагами.
— А разве тебе было плохо?
— Слишком хорошо… Ты не бери в голову мои слова про «поплавок»… Это для других — не для тебя. Ты — золотая Русалочка. Знаешь, та, что сидит на камне в Копенгагене?
— Андерсеновская?
— Нежная, жертвенная, смелая. — Он снова присел на диван к Саше, вглядываясь в ее лицо. Поцеловал нежно, словно прощаясь.
— А ты — мой праздничный сон. — У Саши на глаза вдруг навернулись слезы.
— Дурацкий сон. — Шурик стиснул зубы, словно страдая от боли: — До чего же противно быть негодяем!
— Перестань! Ты же не обещал мне руку и сердце. Нам было хорошо, а это уже немало. Кстати, деньги за платье вон там, в моей сумочке. Это премиальные от шефа за ночное дежурство.
— Не надо, Александра… Мне и так больно. Честное слово, больно. Вот здесь. — Он прижал ладонь к груди, глубоко вздохнул: — А что, если здесь находится душа? Раньше она что-то не давала о себе знать. Значит, я теперь — душевнобольной?
Саша отвела его руку и поцеловала в грудь, в самую середину, а потом дунула:
— У волка боли, у крокодила боли, а у Шурика не боли! Я так дочке говорю. Прошло? Вот и славно. Ты не душевнобольной. Ты — душевный. — Слезы побежали по ее щекам. — И знаешь… Спасибо тебе. За Русалочку спасибо, за сон… Я теперь знаю, что обязательно должна отвоевать свой праздник. Только, наверно, сначала трудно будет. Без неуловимой волшебницы. — Без любви… Но я постараюсь, очень постараюсь… Я буду терпелива, я дождусь… — Саша встрепенулась, смахнула слезы, положила руки ему на плечи и быстрыми поцелуями перекрестила — лоб, глаза, губы. — Теперь иди. Молчи, молчи, молчи! — Она отвернулась к стене и натянула одеяло на голову.
— Дверь захлопнешь сам. Мне надо хоть чуточку поспать. Впереди рабочий день.
Она слышала, как он глубоко вздохнул и стал подбирать разбросанные по комнате вещи.
— Черт! Запонка закатилась! Носок не могу найти.
— Зажги свет.
— При свете я не смогу объяснить тебе…
— Объяснять не надо. — Саша села, кутаясь в одеяло. — Все понятно и так. Ты украл деньги, угнал «мерседес», тебя преследуют… А еще в Барнауле или где там еще у тебя трое малолеток и преданная жена!
— Что-то вроде того. — Он стоял уже одетый. Но даже в смокинге он выглядел растерянным. — Кроме жены и малолеток. Меня здорово крутанули, я разозлился и нанес ответный удар. Такой идиотский характер. Покуражусь, а потом жалею.
— Я заметила.
— Мне действительно надо уйти. Немедленно. Я разыщу тебя.
— Счастливо! — Саша отвернулась, с трудом проглотив застрявший в горле комок. — Удачи тебе, Шурик. Береги себя!
— Прости. — Он в нерешительности постоял и быстро вышел из комнаты. Стало так тихо и одиноко, что только выть и причитать. Опять, опять одна…
Саша выбежала в прихожую:
— Шура!
Но дверь уже захлопнулась, взвыв, к десятому этажу пополз лифт. Она опустилась на пол среди разбросанных цветов. Гордые и прекрасные, они поникли, поблекли и, казалось, уже не пахли. Плакать нельзя — случилось то, что было предрешено. Все кончилось, отзвенело, увяло. Волшебная ночь обманула. И поделом! Саша всхлипнула и потом горько, взахлеб, разрыдалась.
Глава 10
Тем временем по утренней Москве несся «мерседес», и мужчина в смокинге отчаянно жал на газ. Даже в новогоднее утро ГАИ не дремлет — за нарушителем пустились вдогонку. «Мерседесу» удалось оторваться и переулками вырулить к набережной. Остановился автомобиль у салона «Желание»…
Терминатор отшатнулся, пропустив в зеркальные двери нетерпеливо трезвонившего мужчину. Тот бросился в примерочную, отыскивая замызганную куртку, шапку, в которых был здесь накануне вечером. С облегченным вздохом вынес их в гостиную. С улицы донесся визг тормозов. Из авто вышли трое, пытаясь заглянуть в салон через стекло витрины. Мужчина приветственно замахал руками:
— Заходите, заходите, господа!
Скрыться он даже не попытался. Напротив, развалился в кресле, кивнул Терминатору. Охранник распахнул двери и отступил, не препятствуя появлению двух амбалов.
— Привет, коллеги!
Но верзилы ему не ответили, оглядели помещение и кого-то позвали с улицы. Вошел мужчина в дубленке с гневным лицом и прямиком направился к Шурику.
— Это он! — Мужчина ткнул пальцем в Шурика. Мгновенно выхватив пистолеты, амбалы взяли на мушку невозмутимо сидевшего в кресле бизнесмена. Подняв руки, он не двинулся с места.
— Да что здесь стряслось? — воскликнул, появляясь из своего кабинета, Карлсон.
— Спокойно, папаша, — навел на него пистолет один из качков. — Руки подними без базара.
Терминатор наблюдал. Его лицо оставалось спокойным, только глаза настороженно следили за происходящим. Он оценивал «кадр» со стороны: на мушке шеф и мужчина в смокинге. Человек в дубленке готовится предъявить обвинения. Он уже приблизился к незнакомцу, исходя гневом:
— Сейчас ты мне за все ответишь, мужик!
И тут дрогнул в дверях колокольчик. Амбалы с пистолетами поспешили нырнуть в примерочные кабинки. Их шеф в дубленке осторожно сместился ближе к камину, озираясь на дверь. Карлсон отступил за манекен, Шурик опустил руки.
Терминатор снова поработал швейцаром, впуская гостей. Вошли, раскланиваясь, человек в поэтических кудрях с элегантной дамой. Двое молодцов — плотный коротышка и интеллигентного вида молодой человек в очках — внесли ящик и чемодан, поставили в центре зала и отошли в сторону.
— Ага! — взревел Шурик, бросившись к одному из них — спортивному очкарику. Схватил за горло и залепил кулаком в угодливо улыбавшуюся физиономию. Тот лишь деликатно охнул.
— Умоляю, минуту спокойствия, господа! — остановила Шурика дама.
— Мы хотели видеть господина Милуччи, — произнес ее спутник, держа в руке проспект с фотографией модельера. И с извиняющейся улыбкой направился к Шурику: — Моя фамилия Смирнов. Я хотел бы объяснить это недоразумение. Досаднейшая ошибка.
— Помог установить истину каталог, — вмешалась дама. — Мы обнаружили в нем адрес магазина и сразу примчались сюда. Дело в том, что я и мой супруг одеваемся только у Милуччи! Мы просим вас принять маленький презент. — Она показала на внесенную коробку.
