– А ты попробуй, – сказала Кейт.
– Да, а ты сядь на другую электричку. Сделай стрижку. Съезди куда-нибудь на выходные только с Томом. Девочек можешь оставить у нас.
– Ты серьезно? Присмотришь за ними в выходные? – спросила она.
– Конечно, – ответила я. – Заказывай билеты.
– А ты?
– Куплю другую туалетную бумагу.
Мы дружно рассмеялись.
Кейт на самом деле оставила на выходные девочек у нас, а сама с Томом укатила проветриться. А я купила бумагу «Шарман ультра софт». А смысл? Каждый день столько дел: о том позаботься, там присмотри, так что с рутиной даже легче, думать не надо. Выбрать другой сорт туалетной бумаги – на это же силы тратить нужно, а где их взять?
Однако разговор с Кейт заставил задуматься: действительно, порой кажется, пресновато мы с Дарреном живем. Но расслабляться нельзя: может случиться кое-что похуже рутины.
Глава 66
В ту зиму, через несколько месяцев после второго дня рождения Лиама, мы заболели всей семьей. Первой простудилась Виолетта, довольно серьезно, и уже неделю не ходила в садик. Она была вялая, не отпускала меня ни на шаг, и мое сердце разрывалось всякий раз, когда она задыхалась от кашля и в ее крохотной грудной клетке что-то клокотало. У тебя, Гейб, тоже разрывалось бы. Такая печальная, такая жалкая… Энни не отходила от нее. Даррен тоже неважно себя чувствовал, и, в довершение всего, сделка, которой он занимался, прошла не так гладко, как ожидалось, и он раздражался по каждому поводу, и с детьми, и со мной.
Дня через четыре мы с Виолеттой лежали на диване, прижавшись друг к дружке, Энни смотрела по телевизору передачу «Блистай!», а Лиам сидел на полу, играл в любимые деревянные паровозики. Даррен расхаживал по квартире с финансовым отчетом в руках, изучая его на ходу. Зайдя в гостиную в третий или в четвертый раз, он подошел ко мне:
– У Лиама из носа течет.
– Салфетки на кухонном столе, – подсказала я ему.
Он пристально посмотрел на меня:
– Я работаю. И в конце концов, кто у них мать?
– Прости, что ты сказал?
Виолетта вытерла мокрый нос о мой свитер.
– Я работаю, – повторил он.
Я изумленно уставилась на него. Порой он выдавал такое, что у меня невольно возникала мысль: «Неужели за этого человека я вышла замуж?» Нечасто, конечно, но бывало. Обычно – когда дело касалось ухода за детьми, моей роли в семье в качестве жены и матери.
Не говоря больше ни слова, я встала с дивана, взяла Виолетту на руки, сходила на кухню за салфетками и вытерла Лиаму нос.
Ночью я проснулась от плача Лиама. Мы совсем недавно сменили ему детскую кроватку с решетками на обыкновенную, но он все еще не понимал, что ночью может вставать самостоятельно. Я посмотрела на Даррена. Он тоже очнулся, правда не вполне.
– Лиам плачет, – пробормотал он, с трудом разлепляя веки.
– Слышу.
Мою голову словно набили ватой.
– Идешь к нему?
Это был не совсем вопрос.
– Угу, – промычала я, вылезая из кровати.
Подойдя к спальне Лиама, я увидела Виолетту в дверном проеме.
– Мамочка, он меня разбудил, – пожаловалась она и прошла за мной в комнату.
– Меня тоже, – отозвалась я, вынимая сына из постели. – Иди спать.
– А можно, я останусь?
Спорить сил не было.
– Ладно, – сказала я и повернулась к Лиаму. – Что случилось, деточка?
Плач Лиама затих, он только слегка поскуливал и хныкал.
Я вытерла ему лицо, по которому размазались сопли.
– Мне жарко, – сказал он; дыхание его было прерывистым.
Я коснулась губами его лба, как когда-то – лба Даррена перед самым Рождеством. Но я тоже болела, и на себя полагаться не стоило. Тогда я поставила сыну градусник. Он показал 101,4. Я тяжело вздохнула.
– Ладно, дружок. Хоть ты этого и не любишь, но я буду тебя лечить.
Я впрыснула в заднюю полость рта Лиама тайленол, вставила ему в рот носик кружки-непроливайки. Протестовать и сопротивляться у него из-за болезни не было сил. Он глотнул и закашлялся.
– Знаю, знаю, миленький, – сказала я. – Болеть не очень приятно.
– Болеть не очень приятно, – повторил он, и его нижняя губка задрожала.
Тут же закашлялась и Виолетта, прикрывая рот локтем, как ее учили в детском садике.
Да, вид у обоих был несчастный. Я чувствовала себя не лучше.
– А хотите, сегодня ночью будем спать все вместе?
Виолетта кивнула и полезла к Лиаму в кровать. Я устроилась посередине, положила головку Лиама себе на плечо, надеясь, что так ему будет легче дышать.
– Мамочка, я тебя очень люблю, – сказал он, закрывая глаза.
– И я тебя тоже очень люблю, – сказала Виолетта, прижимаясь ко мне с другой стороны.
– И я вас люблю больше жизни.
И тут я вспомнила о тебе, Гейб. Давно не вспоминала, но сейчас, в темноте, всплыл в памяти тот день, около года назад, когда мы вместе пекли булочки и ты чинил у нас стиральную машину. Вспомнилось чувство, охватившее меня при мысли, что и мы так могли бы жить, если бы все пошло по-другому. Интересно, как бы ты вел себя в ситуации, когда двое детей заболели? Встал бы с постели, сказав мне, чтобы я спала дальше, и пошел бы успокаивать плачущего ребенка? Захотел бы взять их к нам в постель, с насморком и температурой? Да, ты бы не стал ждать, что все это падет на меня, сам бы вытирал им сопли и прыскал в горло лекарство. Ни минуты не сомневаюсь в этом.
В ту ночь, обнимая в кровати своих детей, я представляла, что было бы, окажись на месте Даррена ты. Мы бы с тобой делали вафли для Виолетты и Лиама. Ты бы всегда надевал эту дурацкую корону. И все мы ходили бы в одинаковых рождественских пижамах.
Очнувшись, я подумала, что бредила из-за высокой температуры. Но, пожалуй, не только из-за нее.
Глава 67
Год 2013-й порой вспоминается как год разочарований и утраты иллюзий. Похоже, я то и дело не оправдывала ожиданий Даррена своими поступками. А он разочаровывал меня своей реакцией на них. Да и своими ожиданиями тоже. Он цеплялся к такой ерунде… Виолетта пошла в первый класс, и он решил, что мне надо позже уходить на работу – сначала провожать дочь в школу, хотя с этим вполне справилась бы Мария. Меня пригласили на конференцию в Лос-Анджелесе, а он хотел, чтобы я отказалась, потому что ехать надо было на шесть дней, и это, по его мнению, много – детям вредно так надолго оставаться без мамы. Он все еще пытался превратить меня в женщину, которую вообразил себе, составляя глупый список наиважнейших дел. Но он ведь не мой Пигмалион, а я не его Галатея.
