Даррен спрыгнул с кровати и заключил меня в объятия.
– Но это же прекрасно! – воскликнул он. – Мы с тобой наполним маленькими человечками весь дом! Ты же знаешь, мне всегда хотелось иметь больше детей. И наш новый дом будет самым прекрасным, самым счастливым домом на свете!
– Да, наверное… – промямлила я, а сама думала совсем об иных перспективах, и голова шла кругом.
«Говорить или не говорить?» – лихорадочно соображала я.
Если скажу, бросит он меня или нет? Вышвырнет вон? Если это случится, нашей семье конец. Нет, признаваться ни в коем случае нельзя. Но если ребенок и в самом деле твой? Как можно позволить ему воспитывать твоего сына?
– Прости, меня снова тошнит, – сказала я и побежала в туалет.
Неужели это случилось со мной? В голове не укладывалось. Какая-то мыльная опера.
Я знала, что совсем скоро ты вернешься в Нью-Йорк. И решила подождать. Сообщать тебе пока не было надобности. Во всяком случае, по телефону. И не сейчас.
Жаль, что я не поступила иначе. Если бы знать, что у нас не осталось времени, если бы знать, что все вот так закончится, я бы связалась с тобой в тот же день. Как жаль, что нельзя отмотать назад время и сделать звонок. Может быть, с тобой этого вообще не случилось бы.
Глава 74
На нашу жизнь влияет множество факторов, способных кардинально ее изменить. Наши решения, например. И конечно, ход вещей в мире, судьба, Бог, высшие силы – называйте как угодно. Я сама не знаю. Я тринадцать лет пыталась разобраться с этим вопросом.
В тот вторник я ехала на работу на такси. То ли по причине неопределенности положения, то ли из-за чувства вины или осознания того, что я так еще и не поговорила с тобой, но тошнота в последние недели превзошла саму себя. А потому в метро спускаться я не рисковала: боялась, что меня вырвет на соседа. В общем, ездила на такси. Даррен предложил машину с шофером, который возил бы меня на работу и обратно, но это было бы слишком. Так что каждое утро я ловила такси. А иногда и вечером. Тот, кто называет это состояние «утренней тошнотой», – оптимист. У меня всегда лежала в сумочке парочка пластиковых пакетиков, но до сих пор в такси меня не рвало. Другое дело – на работе. Мне кажется, я так перепугала свою помощницу, что она дала обет безбрачия.
Дышать я старалась медленно – вдох через нос, выдох через рот, – пытаясь успокоить свой организм. И вдруг зазвонил мобильник. Номер незнакомый, но на всякий случай я ответила – вдруг что-то связанное с Виолеттой или Лиамом. Когда становишься матерью, привычки меняются, в том числе и в обращении с мобильником. Меньше всего мне хотелось оказаться вне зоны, когда я нужна своему ребенку.
– Алло?
– Простите, это Люси Картер-Максвелл?
– Да, – ответила я, хотя прежде так меня никто не называл, разве что в «Фейсбуке» значилась двойная фамилия.
– Меня зовут Эрик Вейсс, – представился звонивший. – Я главный редактор издательства «Ассошиэйтед пресс». Я работаю с Габриелем Сэмсоном.
– Слушаю вас.
– Я звоню, чтобы сообщить, что Гейб серьезно ранен.
Он замолчал. Я прекратила дышать.
– Ранен? Но с ним все в порядке?
– Его положили в больницу в Иерусалиме.
И только теперь, несмотря на бешено стучащее сердце, я оценила ситуацию.
– Постойте, а почему вы звоните мне?
Эрик тяжело вздохнул:
– Я просмотрел персональный файл Гейба и нашел ваше имя. Там было написано, что в случае чрезвычайной ситуации звонить надо вам. Что вы его доверенное лицо с правом принятия решений. Вы его близкий друг, да? Мы вынуждены просить вас сделать некоторые необходимые распоряжения.
– Какие распоряжения? Что случилось?
– Простите, – сказал Эрик, – позвольте рассказать все с самого начала.
И он рассказал. Ты работал в городе Газа. В районе Шеджайя шли бои. Совсем рядом с тобой взорвался снаряд. Все произошло очень быстро, и ты не успел укрыться. Первую помощь на месте оказал израильский врач, сотрудники «Ассошиэйтед пресс» доставили тебя в иерусалимский госпиталь, но ты уже ни на что не реагировал и не мог самостоятельно дышать. Еще он сказал, что, по его мнению, ты вряд ли выберешься. Что ты в свое время подписал один документ, так называемый НПР
[19], но никто о нем не знал, тебя подключили к аппаратуре и теперь, чтобы ее отключить, требуется мое распоряжение.
– Нет, – сказала я. – Нет, нет, нет, нет, – твердила я снова и снова.
– Мэм, – обернулся ко мне водитель такси, – с вами все в порядке?
– Прошу вас, – прошептала я, – поверните обратно. Мне срочно надо домой.
Я вошла в нашу квартиру, залезла в постель и заплакала. И так проплакала несколько часов. Потом я позвонила Кейт и во всех подробностях рассказала о случившемся.
– Похоже, мне надо лететь в Иерусалим, – сказала я. – Я не могу дать распоряжение на отключение аппаратуры, пока не увижу его сама. Я не могу дать ему умереть, когда рядом с ним нет ни одного знакомого лица… А если он очнется, совсем один, все болит, ничего понять не может…
– Там идет война, – медленно проговорила Кейт, словно мысли у нее в голове разматывались по мере того, как она их формулировала. – Но я работаю с одной корпорацией, штаб-квартира которой находится в Тель-Авиве, и они занимаются своим делом, как обычно. Так что не думаю, что там настолько опасно, как кажется. По крайней мере, на территории Израиля…
– И еще я беременна, – не дала я ей договорить.
– Ты? Беременна? – обескураженно произнесла она – смена темы оказалась для нее совершенно неожиданной. – И когда… Послушай, я и не думала, что ты хочешь еще детей. Погоди-ка. Я сейчас… – (Я услышала, как захлопнулась дверь в ее кабинете.) – И что, как это все у тебя…
– Возможно, это ребенок Гейба, – тихонько сказала я. – Сама не знаю.
До сих пор я ничего не говорила ей о нас с тобой, о том, что произошло в гостинице «Варвик», поэтому и о беременности она не знала. Мне было слишком стыдно, я очень боялась, что она обо мне плохо подумает. Но сейчас дело дошло до такой точки, что мне стало все равно. Кейт нужна была мне. Мне нужен был хоть кто-нибудь, на кого можно опереться.
– Ох, Люси, – сказала Кейт, – Люси… – Она помолчала немного. – А почему ты мне ничего не сказала? Ладно, об этом мы еще поговорим. А сейчас вот что: хочешь, я полечу в Иерусалим с тобой?
