Она также училась играть на пианино, хотя такой возможности на свиданиях не выпало ни разу.
– Зачем я все это учу? – спросила Сю-Инь однажды вечером, играя с учителем в шахматы. – Вряд ли эти умения когда-нибудь пригодятся мне.
– Знания и умения придают уверенности, а уверенность повышает привлекательность. – Леонид передвинул слона, угрожая ее ферзю. – Вот и все.
– Я не хочу быть привлекательной. – Сю-Инь не стала убирать ферзя, который прикрывал короля, а защитилась от атаки конем.
– Таковы правила игры, моя милая. Правила игры. – Леонид двинул вперед пешку, открывая линию атаки для своего собственного ферзя, и позиция сразу переменилась. – Мат в три хода. Вам нужно научиться думать хотя бы на четыре хода вперед.
Однажды, уходя с работы, Сю-Инь увидела возле «Грязной ложки» Вельзевула.
– Я ведь предупреждал, – сказал он. – Рико набрался смелости пригласить тебя на свидание.
– Вот как? – удивилась Сю-Инь. – Я была о нем лучшего мнения.
– Понимаю, что ты подумала. Нет, Дьявол не нанимала его для покушения на твою девственную задницу. Ей это вовсе не нужно. Если отбросить то идиотское пари, в которое ты позволила себя втянуть, что останется? Рико молодой парнишка. Ты молоденькая и красивая. Так что, если хочешь справиться со своей затеей, не позволяй ему запускать руки тебе под рубашку.
Растерявшись от неожиданности, Сю-Инь спросила:
– Я что, вправду красивая?
– Для него – да. А с точки зрения кота – ничего особенного.
Она расхохоталась и потрепала Вельзевула по голове.
– Знаешь, Вельзи, что мне в тебе особенно нравится? Твоя неизменная честность.
– Я честен только потому, что это противоречит нравам местного общества.
Когда она пришла на смену, Рико вышел из подсобки, вытирая руки фартуком.
– Послушай, – сказал он. – Я знаю тут один танцевальный клуб. И вот подумал, что, может, в пятницу ты согласишься сходить со мною туда. Потанцевать.
– О, Рико, – вздохнула Сю-Инь. – С удовольствием.
Так что в субботу они отправились в «Вершину города», которая оказалась вращающимся баром с потрясающим видом на реку Флегетон, над водами которой деликатно мерцали язычки голубого пламени. Они танцевали, и Рико все время наступал ей на ноги. Потом появился представительный алжирец по имени Жан-Люк. Он танцевал прекрасно. Потому-то Рико немного побил его и утащил Сю-Инь в прокуренный фортепианный бар выпить коктейль. Пока она крохотными глоточками потягивала из бокала пино-гри, Рико влил в себя несколько порций виски с содовой.
В конце концов они взяли старенькое ржавое такси, и по дороге домой Сю-Инь, в точном соответствии с предсказанием Вельзевула, пришлось отбиваться от Рико, стремившегося запустить руки ей под белье. Когда они вышли из машины, она сказала, что замечательно провела время, и умчалась в подъезд, сказав швейцару, чтобы тот не пускал внутрь ее спутника. Позади она слышала, как Рико вышвырнули вон.
Оказавшись в своей квартире, она сбросила туфли на высоченных каблуках, не раздеваясь, рухнула на кровать и, едва успев закрыть глаза, почувствовала, как провалилась в сон.
Еще один день долой. Но как же много их остается…
На следующее утро Рико маялся с похмелья, а под глазом у него чернел синяк, полученный в схватке со швейцаром. Поэтому он не стал еще раз приглашать Сю-Инь, что было очень кстати, так как алжирец уже позвонил ей и предложил пройтись по клубам.
Они посетили таверну «Росинка», клуб «Хойти-тойти», «Орхидейную гостиную», «Город роскоши», «Цилиндр» и «Трактир» и танцевали под музыку Пэта Буна, Дорис Дей, Барри Манилова, Пэтти Пейдж и Уэйна Ньютона. К изумлению Сю-Инь, Жан-Люк держался истинным джентльменом.
– При жизни я был вором-форточником и специализировался по драгоценностям, – сказал он. – И был, не стану скромничать, очень удачливым вором. Работа научила меня, что красивых вещей следует касаться нежно и осторожно. Было бы крайне непродуктивно с моей стороны наброситься на вас и тискать, рыча, – сказал он. – Хотя, признаюсь, мне очень этого хочется. Но мне надлежит убедить вас соблазнить меня. Чего вам, хоть вы сами этого пока не осознаете, хочется больше всего на свете.
– Это полностью исключено. На кону стоит душа моего отца.
– Это, конечно, проблема, – игриво подмигнул алжирец. – Значит, мне нужно будет прибавить обаяния.
– По-моему, больше уже некуда, – восхищенно отозвалась Сю-Инь. Но бдительности не ослабила.
Жан-Люк обладал неисчерпаемым запасом историй о кражах (по большей части через крыши) и о том, как он спасался в грязных переулках Парижа и Алжира. Он задавал вопросы о ее жизни и, казалось, искренне интересовался тем, что она рассказывала. О себе он, среди прочего, рассказал, как был в полицейском розыске и целый месяц – самый длинный месяц всей моей жизни! – прятался в марсельском публичном доме и не прикоснулся ни к одной из тамошних тружениц. «Понимаете ли, я был влюблен, по уши влюблен. Но, увы, когда я смог выбраться, оказалось, что Миньетта спуталась с жандармом. Она искренне намеревалась дождаться меня, но тридцать дней – это тридцать дней! У каждой женщины есть пределы терпения.
Алжирец был очень мил, и при иных обстоятельствах Сю-Инь вряд ли сочла неприемлемым для себя отдаться ему. Она испытывала примерно такое же чувство, как и он. Так почему бы нет? Только застраховаться от беременности или инфекции.
Но она заключила пари с Дьяволом и была твердо намерена выиграть его.
– Это финт, – сказал Леонид во время следующего урока фехтования. – Я атакую, вы парируете из четвертой позиции и отбиваете мой клинок наружу, вернее, рассчитываете, что так получится. – Он продемонстрировал движение очень медленно. – Но во время вашей защиты я опускаю клинок под ваш и тут же вскидываю острие изнутри… и наношу укол. – Пуговица его рапиры коснулась куртки Сю-Инь точно у самого сердца.
Он отступил и поднял маску.
– Цель этого финта – я имею в виду вашего алжирца; надеюсь, вы уловили метафору? – заставить вас утратить бдительность. Отвлечь вас от настоящей опасности.
– Какой же?
– Узнаете, когда она появится. Если постоянно будете настороже.
– Леонид, я никогда не спрашивала вас об этом… но… почему вы все это делаете? Ну, даете мне эти советы. Почему вы занимаетесь со мною, я знаю.
– Lasciate ogne speranza, voi ch ‘entrate. «Оставь надежду всяк сюда входящий». Для меня оказалось сильным разочарованием увидеть, что плаката, который цитировал Данте, не существует, а еще большим – узнать, что какая-то тень надежды все же остается. Ваш отец заслуживает освобождения отсюда ничуть не больше, чем я. Но, если он все же спасется, это будет хоть какой-то удар по мисс Злобе, и я испытаю некоторое слабое и горькое, но удовлетворение. – Леонид пожал плечами. – Только и всего.
