Он оглянулся назад. Хутор совсем исчез среди бескрайних полей, на которых до сих пор не было ни души, кроме него самого. Почему же его не преследуют?
Чушь какая-то!
Если только за ним не следят издалека магическими или естественными средствами. Это было единственное разумное объяснение, которое приходило ему в голову. Потому-то он и не решался мысленно позвать Фреки. Если за ним следили, а то и, еще хуже, он лежал и видел галлюцинации, никак не следовало давать следователям сведения, которые заинтересовали бы их больше всего, после личности и местонахождения контакта – тот факт, что он принадлежит к Корпусу вервольфов и его спутник в путешествии – волк. И поэтому, как ни хотелось ему призвать на помощь в бегстве Фреки, он не мог на это решиться.
Риттер умел использовать волка как оружие. Вместе с Фреки он мог бы успешно противостоять десятку людей с обычным оружием. Однако бродяга, скитающийся в обществе волка, очень сильно бросается в глаза. Поэтому они путешествовали порознь – Риттер по дорогам, а его спутник по канавам и перелескам, так, чтобы расстояние между ними не превышало полумили. В результате Фреки не смог помочь Риттеру, когда тот (теперь он вспомнил, как было дело) напоролся на случайный патруль фуражиров, желавших обогатить свой рацион украденной курицей или отобрать у местных жителей шмат сала.
Если бы только он не разозлился и не убил того солдата! Они заметили, что он борется как обученный военный, а ведь в противном случае они могли бы просто избить его и отпустить там же, где повстречали.
Хотя, может быть, и нет. Сержант вел себя так, будто обладал вторым зрением. Таких вот людей, с начатками таланта, частенько делают унтер-офицерами, а то и дают звания повыше. В военное время их берут на службу, и они быстро продвигаются по службе – даже люди самого что ни на есть низкого происхождения.
У Риттера ужасно замерзли ноги да и руки тоже. В карманах пальто прежде была пара разномастных перчаток. Но их выгребли вместе со всем содержимым карманов – ножом, спичками, трубкой и кисетом табаку и мешочком жареного зерна для утоления голода. Поэтому он вытащил руки из рукавов, засунул кулаки себе под мышки и так и шел. Шел и шел.
Миновало уже несколько часов, а отдаленная полоса леса вроде бы нисколько не приблизилась. Зато впереди появился хуторок, где из трубы поднимался голубой столб дыма. Риттер терялся в сомнениях: то ли обойти жилье, то ли, напротив, заглянуть туда и попросить работы за еду, а на самом деле для того, чтобы разжиться информацией. Крестьяне в этой глуши склонны к болтовне куда более, чем принято считать. Возможно даже – хоть и маловероятно, – что тут удастся украсть лошадь.
Эти мысли вселяли бодрость. И все же чем ближе он подходил к дому, тем сильнее становилась тревога. Место выглядело… знакомым.
С каждым шагом падая духом, Риттер подошел ближе.
Над дверью висела табличка.
«CAHATOРИЙ».
Он вернулся туда же, откуда вышел.
На мгновение Риттер чуть не лишился надежды. Но тут же расправил плечи, повернулся на девяносто градусов и зашагал прочь. Как офицер и прусский дворянин, он не мог позволить себе поддаться отчаянию.
Солнечный свет едва пробивался сквозь тучи, и предметы почти не отбрасывали теней. Риттер решительно взял налево и шел, ориентируясь по малозаметным ориентирам в отдалении – валун, клок замерзшей голой глины, сухое растение, торчащее из-под снега. Он сосредоточился, чтобы не сбиваться с направления. То и дело останавливался и оглядывался, убеждаясь в том, что следы тянутся к горизонту ровной прямой линией. В конце концов ноги у него подогнулись, и он осел на промерзшую землю.
Совсем рядом открылась дверь.
– Ну что? – осведомилась доктор Нергюй с веранды санатория. – Теперь вы убедились?
Риттер, превозмогая усталость, посмотрел на нее, а потом в одну и в другую стороны. По засыпанной неглубоким снегом земле пролегало нечто вроде тропинки, плавно загибавшейся по обе стороны дома. Он весь день бродил вокруг этого злосчастного хутора.
Борсук помог ему подняться на ноги и ввел в дом. Там было тепло. Он с благодарностью ощутил, как с его плеч сняли тяжелое пальто. Борсук усадил Риттера на диван. Сам уселся в чрезвычайно пышное мягкое кресло и сказал:
– Сейчас мы попробуем кое-что иное. Не желаете ли поговорить с нами о вашей матери и вашей половой жизни?
Доктор Нергюй подняла руку.
– Посмотрите на него. Он все еще не сломлен.
Лицо Борсука застыло. Потом он сказал:
– Великолепно. Он все еще надеется сбежать.
– Грань между надеждой и самообманом очень зыбкая. По моему профессиональному мнению, пациенту будет полезно заглянуть в свое будущее.
– Согласен с вами, коллега, – отозвался Борсук.
Риттер разувался, сидя на кровати, представлявшей собой единственный предмет обстановки в номере гостиницы-ночлежки, устроенной в Миллерс-Корте и выделявшейся своим убожеством даже в Уайтчепеле. Он опасался, что подхватил грибок. Кожа между пальцами сделалась трупно-белой, а когда он снял носки, в нос шибануло вонью. Вряд ли с этим можно было что-нибудь поделать. Обмороженные кончики нескольких пальцев почернели. Он уколол каждый острием ножа и ничего не почувствовал. На ногах были и мозоли, но их лучше было не трогать – если их проколоть, можно занести инфекцию.
Он, в общем-то, не надеялся дожить до такого вот состояния.
Когда он попытался попасть к сэру Тоби, охрана не пропустила его в здание. Впрочем, он был готов к этому. Долгие недели трудного существования полностью изменили его. Он теперь совершенно не походил на человека, который может иметь отношение к штаб-квартире разведки. Даже информаторы из лондонских низов одевались лучше.
Риттер поднял горящий огарок свечи и, подвигав им туда-сюда, не без труда нашел, по движению тени, вбитый в стену гвоздь. На него он повесил носок, чтобы проветрить. А потом, когда еще одного гвоздя не оказалось, повесил второй носок поверх первого.
Потом он лег на кровать и попытался думать. Но в голове у него неустанно зудели противоречащие друг другу голоса. Сколько времени прошло с тех пор, как он спал в последний раз? Его конечности, несмотря на усталость, не знали покоя. Пальцы непроизвольно дергались, и стоило ему сомкнуть веки, как они тут же раскрывались.
В глубине души каждый мужчина ненавидит своего отца.
Сосредоточься, черт возьми! Идти в клуб сэра Тоби бессмысленно – даже когда он был похож на офицера, его пускали внутрь только в сопровождении члена клуба. Значит, нужно подстеречь его на улице, когда он будет подходить к Управлению или выходить из него. Донесение сэру Тоби Риттер должен был вручить лично. Без вариантов.
Риттер ворочался с боку на бок, но никак не мог найти удобной позы. Он резким движением сел и потер кулаками живот.
Он думал, что сон поможет ему.
Угрызения совести не дают покоя даже отдохнувшему человеку.
