Русские прочно окопались на подступах к Харькову, приходилось с боем брать каждый окоп, каждое пулеметное гнездо. Замаскировав орудия, в том числе и противотанковые в домах, неприятель выжидал, пока мы подойдем поближе. А мы продвигались от дома к дому, прочесывая пулями все внутри, а потом предавая огню, чтобы противнику было негде укрыться. Я связывался с подразделениями люфтваффе, дислоцированными на аэродромах близ Полтавы, и направлял их пикирующие бомбардировщики и истребители «МЕ-109» на объекты в городе. На окраинах шли ожесточенные бои между нашими и вражескими танками. Вскоре зенитная артиллерия русских открыла огонь по нашим самолетам. Прошло пять или даже шесть дней, а силы обороны противника не иссякали, он продолжал оказывать ожесточенное сопротивление.
Нам удалось создать пути снабжения как в городе, так и за его пределами, только поэтому у н^с было в достатке боеприпасов и провианта. После недели сильных боев в обороне русских удалось пробить брешь, через которую к центру города устремились части СС. Это стало переломным моментом в битве за Харьков, русские стали отходить на всех направлениях. Части вермахта наседали с юга, а СС занимали западную и северную часть города. Русские, отступая в беспорядке, натыкались на наши части, и мы, тесня их сразу с трех сторон, выдавливали из города на восток.
На девятый или десятый день противник был отброшен на первоначальные позиции в восточных пригородах Харькова. Многие улицы города, превратившиеся в груду развалин, стали непроезжими. Наши танкисты, обойдя город, нанесли сосредоточенным на востоке советским танковым частям сокрушительный фланговый удар. Тем самым исход битвы за один из крупнейших городов Украины был предрешен. Харьков пал две недели спустя после нашего прибытия. Силы вермахта сумели окружить огромную армейскую группировку русских, а части СС продолжили путь на восток в направлении реки Донец.
Стали циркулировать слухи о том, что части СС и вермахта застряли без горючего и боеприпасов в нескольких километрах от Москвы. Мы были готовы закрепиться на берегах Донца и дожидаться подхода «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 5-й дивизии СС, а потом объединенными силами наступать на Москву.
До нас дошли сведения о том, что генерал Жуков после успехов во время обороны Ленинграда переведен в Москву для организации обороны столицы Советов. Русские продолжали подтягивать к Москве дополнительные силы, мы же вынуждены были топтаться на месте вследствие значительных потерь живой силы и техники, острой нехватки горючего и боеприпасов.
Кюндер передал нам приказ ОКВ, предписывавший нам преодолеть Донец и удерживать город до подхода сил вермахта и СС. Только после этого можно было говорить о наступлении на Москву.
Донец мы форсировали без боя, и уже во вторую неделю ноября вели бои с русскими за Купянск. Операцией руководил генерал Гот, излюбленным приемом которого было пробивать танковыми силами бреши в обороне русских, через которые на противника устремлялись силы пехоты. Окруженные нами группировки противника уничтожались артиллерией. 19 или 20 ноября Купянск оказался в наших руках, нами было взято в плен 12 ООО русских солдат и офицеров.
Гот использовал в принципе ту же самую тактику, что и герр генерал в Бельгии и Франции. Сначала меня это удивляло, но потом я узнал, что генерал Гот был учеником Роммеля.
К 25 ноября мы все еще ожидали прибытия «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и частей 5-й дивизии СС. Заметно похолодало, и спасения от трескучего мороза не было. ОКВ по-прежнему молчало, никаких распоряжений оттуда не поступало, что сильно раздражало наших офицеров. Впрочем, не только офицеров, но и рядовой состав. Мы ведь были боевой частью, а тогда вынуждены были сидеть без дела в снегу и на морозе и дожидаться прибытия дополнительных сил.
Нам сообщили, что части вермахта уже всего в 35 километрах от Москвы. В последнюю неделю ноября в Купянск прибыли части «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 5-й дивизии СС. Но нас отправили на отдых и пополнение техникой и личным составом, по-видимому, ОКВ и ОКХ не спешили перебрасывать нас к Москве. Поступил новый приказ — продвигаться на юг, к Ростову-на-Дону.
Канун Рождества 1941 года. Россия
Мы находились где-то в степях восточнее Горловки. Солдаты сняли брезент с грузовиков «Опель Блиц», пропитали их машинным маслом, потом подогрели, чтобы они оттаяли. В таком виде их можно было использовать в качестве временных палаток и спасаться от пронизывавшего ветра.
По приказу генерала Гота по всему периметру были прорыты траншеи. Долбить мерзлую землю было мукой, лопаты не выдерживали и ломались. На рытье траншей бросили всех до единого. По траншеям и палаткам делал обход капеллан, он поздравлял нас с наступающим Рождеством и по желанию бойцов зачитывал из Священного Писания.
Конечно, в палатках было все же теплее, чем в продуваемых ветром окопах, но меня тогда отчего-то тянуло именно в траншею. Я сидел вместе со своим взводом, мы пускали по кругу бутылочку шнапса. Разумеется, его было всего ничего, но мы были благодарны нашим офицерам, пожертвовавшим нам горячительного. Именно в то Рождество я тоже получил своего рода подарок. Из госпиталя вернулся Эрнст, причем самовольно, по его словам, он больше не мог там находиться и решил вернуться к нам.
Он приволок с собой целую охапку посылок и письма из дому. Впервые за несколько месяцев я получил письма от родных. Мы стали вспоминать, как отмечали Рождество в кругу семьи, делились разными забавными историями, перечисляли, что ели и пили тогда, какие подарки получали.
Кто-то из наших поблизости затянул вполголоса «Тихую ночь, святую ночь». Я сидел и раскладывал письма из дому по датам — хотелось прочесть их по порядку. Первое письмо было датировано октябрем! Когда я стал читать его, на душе у меня потеплело. Потом я распечатал следующее. И в этом письме, отправленном тоже в октябре, мать извещала меня о том, что мой старший брат погиб от руки партизан в Польше.
Глава 14. Разгром под Сальском
Я сразу рассказал о гибели брата сидевшим тут же Брюкнеру и Крендлу. Они промолчали. А что они могли сказать? Случай на войне отнюдь не беспрецедентный. Если кто-то получал подобное известие, что можно было сказать ему в утешение? Едва я произнес фразу об этом, как мои товарищи уставились в одну точку и не проронили ни слова. Все это произошло еще два месяца назад. Каково было узнать об этом моим родителям, сестрам и оставшимся братьям? Меня бесило, что новость эта добиралась до меня целых два месяца. И что добралась до меня не когда-нибудь, а именно в канун Рождества, в Сочельник. Я прекрасно понимал, что винить родителей не за что, но судьбе было угодно, чтобы я получил ее именно здесь и сейчас, будучи так далеко от дома.
Я понимал и другое. Не только в немецкие семьи шли похоронки, они шли и во французские, голландские, польские, бельгийские, британские, украинские, русские. Везде гибли солдаты. Какая же трагедия для родителей — вырастить ребенка, а потом отправить его неведомо куда на убой! Мне вспомнилось прощание на вокзале в Бранденбурге. Там было полным-полно родителей, пришедших проводить сыновей на фронт. Интересно, скольким из них уже пришли похоронки?
