В июне 1579 года князь начал собирать отряд для участия в большом походе против московитов в войске нового польского короля, знаменитого полководца и завоевателя Стефана Батория. Возможно, отряд Курбского мог в марте принимать участие в действиях войск Речи Посполитой в Ливонии под общим командованием Криштофа Радзивилла, а в июне – в операциях на коммуникациях русских войск под Полоцком в войске под общим командованием Николая Радзивилла и Каспара Бекеша. На время похода специальным монаршим указом были приостановлены все судебные дела против Курбского
[108]. Это было для князя, который в то время фигурировал в нескольких уголовных делах, очень серьезным стимулом вступить в действующую армию. Королевским указом имение Курбского было освобождено в 1579 году от уплаты пошлин. На сэкономленные деньги князь нанял 86 казаков и 14 гусар, собрал из местных жителей ополчение, основу которого составила княжеская дворня, и двинулся воевать. Отряд Курбского действовал под Полоцком и Соколом.
Однако очень скоро отношения Стефана и Курбского испортились. Король в 1579 году на Варшавском сейме провел закон о найме во всех королевских имениях Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств гайдуков для армии. Набор проводили не местные помещики, а королевские ротмистры. Тем самым роль местной шляхты была резко принижена и свелась к поставкам живой силы, которой она больше не распоряжалась: ее мобилизовывали в любое время, в любом количестве, по королевскому усмотрению. Это сильно ущемляло прерогативы знати, привыкшей самостоятельно определять, не считаясь ни с какими нормами и требованиями, свой вклад в оборону Отечества.
Курбский расценил данный закон как удар по своему княжескому самолюбию. Он оказался не властен распоряжаться подданными даже в рамках Ковельского имения! Курбский предпринял бесполезную попытку саботажа, продиктованную унижением и отчаянием. Однако намерение не давать гайдуков было быстро и бескомпромиссно пресечено суровым по содержанию именным указом Батория, в котором Курбскому указали его место и объяснили, что за срыв армейского набора имение могут отнять столь же легко, как когда-то дали. Под угрозой немедленного королевского суда Курбский подчинился.
Возможно, отряд Курбского осенью 1580 года принимал участие в боевых действиях королевских войск в районе Великих Лук – Заволочья – Озер ища, хотя точных данных об этом нет. В июне 1581 года Курбский вновь должен был прибыть с собранным им отрядом в войско Стефана для участия в наступлении на Россию. Однако до Пскова, куда направлялась армия Речи Посполитой, князь не доехал. Он заболел и остановился в своем литовском имении Криничине. Его отряд повел дальше и командовал им во время псковской осады другой перебежчик на польской службе – Кирилл Зубцовский, служебник Курбского
[109].
Трудно сказать с уверенностью, действительно ли Курбского одолели болезни. Или у него все же не хватило духу быть в рядах штурмующих Псков, а то не дай бог и Печерский монастырь, где был реальный шанс сойтись с оружием в руках на крепостной стене со старцами, которые еще недавно были его духовными наставниками и учителями... Мы можем строить только предположения на этот счет.
Возвращение князя с несостоявшейся для него войны в свое имение Миляновичи было обставлено очень картинно. Его везли на носилках, привязанных между двумя лошадьми, чтобы все видели тяжесть болезни воина Стефана Батория. Больше фактов участия Курбского в Ливонской войне нам неизвестно.
Помимо несения воинской службы Курбский в Литве должен был выполнять ряд гражданских обязанностей. Вельский сейм 4 июля 1565 года назначил Курбского ковельским державцей (старостой). В 1566 году он получил должность кревского державцы и занимал ее, возможно, до 1569/70 года (лишен на Люблинском съезде), хотя отдельные документы указывают на связь Курбского с должностью кревского державцы до 1571/72 года
[110].
Курбский должен был участвовать в сеймах литовской шляхты. В декабре 1566-го – январе 1567 года он присутствовал на сейме в Вильне, где решался вопрос о повышении налогов на оборону. При подготовке в 1569 году заключения Люблинской унии Королевства Польского и Великого княжества Литовского и образования Речи Посполитой на Волыни были составлены списки лиц, которые в определенное время были обязаны явиться во Владимир Волынский и принести присягу об унии с Польшей. Курбский назван в списке волынских жителей кревским старостой, однако на присягу он не явился по неизвестной причине. Он оказался в компании К. К. Острожского, А. Ф. Чарторыйского, Р. Ф. Сангушко, Н. А. Збаражского, князей Вишневецких и других, которых обычно принято причислять к «русской партии» в Литве.
Данные события очерчивают и круг политических симпатий Курбского, причем в несколько неожиданном ракурсе. Если с «русской партией» его, несомненно, объединяли общие интересы по защите православия и неприятию католицизма, то королю князь был обязан всеми земельными пожалованиями, и подобный афронт был мало похож на благодарность и верноподданство. Впрочем, возможно, князь к 1569 году успел хорошо усвоить принцип шляхетских вольностей и мог позволить держать себя в отношении Сигизмунда иначе, чем московский боярин перед Иваном Грозным.
В 1570 году Курбский участвовал в Варшавском сейме и в июле того же года – в заседании панов рады, на котором разбиралось дело Матея Рудомина. В марте 1573 года Курбский был избран от Волынской земли на элекционный сейм в селе Камень под Варшавой. 16 марта 1573 года Курбский участвовал в Берестечковском сейме, где был избран от Волыни делегатом на Варшавский элекционный сейм. 15 июля 1573 года он должен был присутствовать на заседаниях Луцкого сеймика. В сентябре 1575 года князь вместе с 50 воинами выехал к месту сбора Сумского сеймика, рассчитывая сразу после совещания выступить на защиту границ Речи Посполитой от татар. В октябре он уже был в походе вместе с отрядом Константина Острожского. В январе 1578 года Курбский участвовал в коронном сейме в Варшаве, созванном Баторием. Возможно, в сентябре 1578 года Курбский находился в Луцке на сеймике, на котором обсуждались реформы Батория в отношении обязанностей шляхты и введения новых должностных лиц в систему местного управления
[111].
В заключение обзора службы Курбского в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой следует упомянуть еще об одной ее стороне – неформальной, но, наверное, самой важной. Князь неоднократно привлекался королем в качестве эксперта по «московскому вопросу» в моменты принятия важных политических решений. Ученые считали данную роль Курбского очень важной. Р. Г. Скрынников утверждал, что в конце 1560-х – начале 1570-х годов в европейских дипломатических кругах «в боярине стали видеть политика, способного решающим образом воздействовать на развитие событий в России». И. Ауэрбах даже предположила, что князь на период нахождения в роли «консультанта» при Сигизмунде освобождался от военной службы
[112].
