– Киз, – хмуро взглянула на Киззи Сиссикс, когда они вышли из магазина, – когда мы летим по ухабистой дороге и я говорю всем бросить свои дела и пристегнуться, как ты поступаешь?
– Что? – Киззи была сбита с толку.
– Просто ответь на мой вопрос.
– Ну как же… я бросаю свои дела и пристегиваюсь, – ответила Киззи.
– Даже если это неудобно?
– Да.
– А если ты говоришь всем какое-то время не пользоваться кранами для воды, потому что тебе нужно починить трубы, что ужасно неудобно, как мы поступаем?
Киззи почесала переносицу.
– Перестаете пользоваться кранами, – сказала она.
– У этой девушки из нас всех самая отвратительная работа, – указала на Розмари Сиссикс. – Она должна жить на нашем корабле в окружении блистательных, упрямых болванов и разъяснять нам, какие наши закоренелые привычки незаконны. Мне бы было страшно этим заниматься, но Розмари только что сделала это, не выставив себя заботливой наседкой. Так что даже хоть это и не всегда удобно, мы станем слушать ее, когда она будет выполнять свою работу, поскольку и сами мы ждем от нее того же. – Сиссикс перевела взгляд на Розмари, которая думала только о том, чтобы провалиться сквозь землю. – А ты, Розмари, имеешь полное право надирать нам уши за подобные вещи, потому что для нашего экипажа не пройти инспекторскую проверку или встать на прикол из-за неоплаченной товарной накладной – это ничуть не меньшая беда, чем все остальное.
– Из-за неоплаченной накладной в открытый космос не вытянет, – проворчала Киззи.
– Ты прекрасно поняла, что я хотела сказать, – спокойно произнесла Сиссикс.
Киззи вздохнула.
– Розмари, прости меня за то, что я сморозила глупость, – пробормотала она, уставившись себе под ноги. Она подняла свой кусок мыла так, словно делала подношение царственной особе. – Пожалуйста, прими в знак примирения это мыло.
Розмари рассмеялась.
– Ничего страшного, – сказала она, радуясь тому, что ее поведение сочли нормальным. – Оставьте мыло себе.
– Ну можно я хотя бы угощу тебя обедом? – подумав, предложила Киззи.
– Право, все в порядке.
– Пусть она купит тебе еду, – вмешалась Сиссикс. – В противном случае она в качестве покаяния придумает какой-нибудь другой нелепый подарок.
– Послушай, тебе ведь понравились «Двенадцать дней вкусных пирожных»! – напомнила Киззи.
– Понравились, – подтвердила Сиссикс. – Я даже чуть было не пожелала того, чтобы ты почаще ломала мой скриб.
– Уронила его в кастрюлю с кипящим супом, – призналась Киззи, обращаясь к Розмари.
– А потом сунула туда руку, – добавила Сиссикс.
– Чисто машинально!
– После чего целый час провела в лазарете, где ей обрабатывали ожоги.
– Как бы там ни было, ты получила вкусные пирожные, так что перестань злиться.
– Нам нужно еще что-нибудь в этом отделе? – спросила Сиссикс, указывая на скриб в руках Розмари. – Или можно отправляться обедать?
– Кажется, нет, – ответила девушка, пролистывая список. – А разве вы не говорили, что вам нужно чистящее средство для чешуи?
– Да, но только мне не понравилось то, что было у этого продавца, – сказала Сиссикс. – Не возражаешь, если мы еще поищем?
Три подруги стали переходить из одной лавки в другую, спрашивая чистящее средство для чешуи. После нескольких виноватых «нет», одного недоуменного взгляда и одного длинношеего лару, клятвенно заверившего их в том, что его холистические соли, добываемые в пустыне, подойдут для этой цели ничуть не хуже, Киззи потянула Сиссикс за жилет.
– Готова поспорить, у этой дамы есть то, что нужно, – сказала она, указывая на нужную лавку.
– Где? – обернулась Сиссикс.
Ее лицо смягчилось, когда она увидела торговку, пожилую аандриску, сидящую под маленьким деревянным навесом в окружении столиков, заставленных товарами кустарного промысла. Ее оперение выцвело, поредело и вытерлось. Кожа потрескалась, словно поношенные башмаки, и, хотя единственная надетая на ней вещь, свободные панталоны, была яркой и чистой, над чешуйчатыми плечами витало что-то торжественно-печальное.
Сиссикс обратилась к аандриске на рескиткише. Розмари ничего не разобрала в свистящих и шипящих звуках, но от нее не укрылось, как насупилась Киззи. Сиссикс подняла руку, останавливая своих спутниц.
– Прошу меня простить, девочки, подождите здесь.
Она направилась к торговке, которая была полностью поглощена тем, что размешивала в чашке какое-то горячее варево, и не заметила ее.
Розмари и Киззи переглянулись.
– Вы поняли, что она сказала? – спросила Розмари.
– Мой рескиткиш отвратительный, – сказала Киззи. – Но, судя по голосу, Сисси была чем-то встревожена. Понятия не имею, в чем дело. – Она кивнула на скамейку неподалеку. – Думаю, нам можно немного отдохнуть.
Они уселись. Торговка наконец подняла взгляд и увидела подошедшую Сиссикс. Старуха-аандриска улыбнулась, но как-то нерешительно, словно чего-то стесняясь. Розмари увидела, что у Сиссикс шевелятся губы, однако на таком расстоянии разобрать слова было невозможно (впрочем, девушка все равно не поняла бы незнакомый язык). Разговаривая, Сиссикс размахивала руками, и те, казалось, порхали и метались из стороны в сторону подобно стайкам птиц. Руки старухи шевелились в ответ. Сначала движения двух женщин были несогласованными, но по мере того как разговор продолжался, их руки начинали двигаться зеркально по отношению друг к другу.
– Вы знаете язык жестов аандрисков? – спросила Роз-мари.
Киззи оторвала взгляд от косы, которую заплетала.
– Вообще-то не очень. Сис научила меня парочке жестов. Самых основных. «Привет». «Спасибо». «Мне нравится твое общество, но секса я не хочу». – Какое-то время она наблюдала за разговором Сиссикс и торговки, затем покачала головой. – Ничего не понимаю. Они общаются слишком быстро. Но Сиссикс при этом также говорит вслух, что весьма любопытно.
– Зачем она говорит, если она использует язык жестов?
– Нет, нет, это вовсе не язык жестов. Движения рук не соответствуют рескиткишу.
– Глупый вопрос, но тогда что это такое? – озадаченно спросила Розмари. – Это нечто вроде мимики лица? Или жестов ханто?
– Нет. – Достав из кармана ленту, Киззи завязала на косе бант. – Язык жестов используется для того, чтобы выражать или какие-то слишком простые мысли, на которые жалко тратить слова, или что-то очень личное.
– Очень личное?
– Точно, что-то очень важное или то, что трудно передать словами. Например, любовь, ненависть или то, чего ты страшно боишься. Знаешь, когда тебе нужно сказать кому-нибудь что-то большое, ты запинаешься или проговариваешь все, сидя перед зеркалом? Аандриски не заморачиваются с этим. Все неловкие моменты они оставляют на жесты. На их взгляд, большие, глубокие чувства достаточно одинаковые, и их можно выразить простым движением руки или чем там еще, даже несмотря на то что события, породившие эти чувства, в каждом случае свои.
