– Ну как? – вынужден был спросить он. – Нравится?
– Здорово, – пробормотала Татьяна, потом очнулась и некоторым количеством благодарностей Рудельсона все-таки осыпала. Не бог весть какими, в силу нам известных обстоятельств, но он и этому был рад.
– А как ты думаешь, – опять завел свою песню Марк, – а Симоне понравится?
– Симоне-то? – переспросила Татьяна, чтобы потянуть время. – Симоне-то… конечно, понравится… Еще бы ей не понравилось… Ты ведь никогда раньше плитку не клал…
– Никогда! – стукнул себя в грудь Рудельсон. – А сегодня подумал, надо же ведь когда-нибудь начинать и… начал… И тебе польза, и время как-то незаметно пробежало… Тань! Как ты думаешь, где Сима? – без всякого перехода и очень истерично спросил Марк.
Татьяна, которая была убеждена, что подруга в настоящий момент ветвит Рудельсону рога, вынуждена была ответить:
– Не знаю, – потом подумала немного и добавила: – А может, она вернулась в вашу квартиру? Ты тут плитку переводишь, а она ждет тебя дома, а?
– Ты думаешь… – Марк взъерошил свои присыпанные плитонитом декадентские кудри. – А что… Все может быть… А вещи? Посмотри, на месте ли ее сумка! Большая такая! Темно-вишневая!
Татьяне совершенно не хотелось смотреть на Симину сумку, поскольку она не сомневалась в ее наличии под своим столом. Она лениво повернула голову в нужном направлении и обомлела. Темно-вишневой дорожной сумки под столом не было. Татьяна сбросила на пол Жертву, которая давно уже уютно спала у нее на руках, и резво обежала свою небольшую квартирку. Симины вещи обнаружены не были, если не считать Жертву, ее горшок, когтедралку, две миски и три банки кошачьих консервов «Тунец с овощами».
– Что?!! – с большой надеждой спросил ее Рудельсон.
– Сима от меня съехала, – уверенно ответила ему Татьяна.
– Тогда я побежал!
– Давай.
Марк накинул свое модельное пальто и уже в дверях сказал:
– А ты все-таки скажи Симе при случае, что плитку положил я.
Он уже почти вышел за дверь, потом снова повернулся к Татьяне и довольно униженно, что было ему абсолютно не свойственно, спросил:
– Тань, а ты точно Симоне ничего не рассказывала о том, что мы… То есть… я…
– Разумеется, я ей ничего не рассказывала, – ответила Татьяна, – потому что, по правде говоря, и рассказывать-то особенно нечего. Тебе так не кажется?
– Да-да… Конечно… – подтвердил Марк и наконец ушел.
После ухода Рудельсона Татьяну накрыла звенящая тишина. Она осталась одна. Совершенно. Новым это состояние назвать было нельзя, но сегодня нести бремя одиночества ей оказалось невмоготу. Татьяна упала лицом на диванную подушку и разрыдалась. Зачем вторгся в ее жизнь Олег? Зачем растревожил то женское начало, которое уже постепенно начало отмирать в ней? Теперь не поможешь ни пирожными, ни Хворостовским. Она все время будет вспоминать его поцелуи и хриплое «люблю»… Почему жизнь так несправедлива к ней? Зачем ее полюбил женатый человек? Или не полюбил? Может, он все врет, чтобы… Татьяна даже перестала плакать и села на диване, обняв мокрую от слез подушку. Нет… Для чего ему ее обманывать? Как для чего? Чтобы пролезть в ее постель! Ужас! Слово-то какое – пролезть! Оно совершенно не подходит Олегу. Татьяна вспомнила, как напряглось все тело, когда он только коснулся пальцами ее шеи, отодвигая шарф. Как же ей хочется испытать его нежное прикосновение еще раз. Как же ей хочется еще раз услышать его «с ума схожу». По ней никто никогда не сходил с ума. Может, стоит все-таки пригласить Олега к себе? А что потом? А потом можно и умереть… Зачем ей эта постылая, пустая жизнь?
Глаза Татьяны снова налились слезами. Она громко всхлипнула и хотела опять с чувством разрыдаться, но услышала слабый кошачий мявк. Татьяна повернула голову на звук. У дивана сидела Жертва и с большим интересом и приоткрытым треугольным ртом смотрела на нее. Темпераментная, жизнерадостная Сима на ее памяти плакала всего один раз и совсем недавно, но кошке тогда показалось, что хозяйка просто громко выпрашивает у Татьяны поесть. Теперешнее Татьянино поведение было для Жертвы в новинку. У нее было такое смешное выражение плоской морды с приплюснутым розовым носиком и раззявленной пастью, что Татьяна улыбнулась сквозь слезы, отбросила в сторону подушку и взяла кошку к себе на колени. Подобное обращение Жертве было привычно. Она мигом успокоилась, устроилась поудобнее у Татьяниного живота и спокойно и расслабленно заурчала.
Конечно же, Сима заберет свою кошку. Хотя она и называет ее подлой тварью, но любит страшно. Может, попросить подругу, чтобы оставила Жертву здесь? Зачем ей кошка, если у нее теперь есть Фенстер? Татьяна ласково и очень сосредоточенно гладила Жертву по голубоватому пушистому боку, когда раздался телефонный звонок. Кто это? Марк? Наверняка не обнаружил дома Симы и теперь хочет предъявить свои претензии. Лучше уж и не брать трубку. Что она ему скажет? Татьяна еще крепче прижала к себе Жертву и отвернулась от телефона, но он не унимался. А вдруг это звонит Олег? От этой мысли у Татьяны так заколотилось сердце, что заломило в висках. Не к добру! Шерсть Жертвы почему-то мгновенно наэлектризовалась, прилипла к рукам, и гладить кошку дальше стало неприятно. Если это звонит Олег, то тем более не стоит подходить к аппарату. Что он может сказать ей хорошего? Ничего! С домашнего телефона «люблю» не скажешь, жена услышит… Татьяна осторожно положила дремлющую Жертву на диван, демонстративно скрылась от телефона в кухню и даже плотно прикрыла за собой дверь. Абонент на другом конце провода оказался невероятно настойчивым, и Татьяна вдруг поняла, что это звонит Сима.
– Что так долго не подходишь?! – завопила в трубку Симона, когда Татьяна все-таки ее сняла.
– Так… – неопределенно ответила она.
– Ясно! В миноре! Ну ничего! В конце недели придет наш «Муженек на час», и все еще может круто измениться в лучшую сторону, прямо как у меня!
– А что у тебя изменилось?
– Ну, даешь! – возмутилась Симона. – Неужели не догадалась, что я съехала к Фенстеру?
– Ну… Вообще-то…
– Тань, – перебила ее Сима, – ответь, ты мне подруга или нет?
Татьяна вся подобралась. Когда Сима начинала сомневаться в ее дружеских чувствах, это обычно ничего хорошего не предвещало. Последний раз она задавала ей этот вопрос, когда хотела попросить, чтобы Татьяна под ее фамилией сдала кровь на гемоглобин.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – прямо спросила подругу Татьяна.
– Ничего особенного… Просто… Не могла бы ты еще некоторое время подержать Жертву у себя? Немножечко… А потом мы с Юликом будем приходить к вам в гости, и эта подлая тварь к нему постепенно привыкнет, а тогда уж… А Тань?!
– Ладно, Симка, пусть твоя подлая тварь еще поживет у меня, так и быть. – Татьяна очень старалась, чтобы Симона не почувствовала радости в ее голосе, и та не почувствовала, потому что сказала:
– А ты, Танька, не грусти! Будет и на твоей улице праздник! Я это прямо вижу, потому что…
