Такая концентрация станет выражением военного плана, который, будучи основан на окончательном центральном массировании, предусматривает способность проводить и отражать второстепенные атаки в любом направлении. Это поможет нам контролировать ситуацию на море, пока мы выжидаем или подготавливаем возможность решительных действий, которые обеспечат установление постоянного господства на море, причем поможет, не влияя на способность в нужный момент направить все силы для нанесения решающего удара. В действительности концентрация подразумевает постоянный конфликт между единством и размахом.
В войне на море стадия концентрации имеет особое значение для развития кампании, причем на море она яснее выделена, чем на берегу. Благодаря огромным размерам современных армий и ограниченной природе линий их передвижения, так же как и более низкой мобильности в сравнении с флотами, процессы сбора, концентрации и формирования боевой массы имеют тенденцию переходить один в другой без четко обозначенной границы раздела. Армия часто достигает стадии стратегического развертывания прямо с мобилизационных баз ее подразделений, и в известных случаях настоящая концентрация имела место уже на поле сражения. Поэтому в континентальной войне меньше трудностей при использовании термина для обозначения всех трех процессов. Тем более что они практически всегда частично накладываются друг на друга. Но в море, где коммуникации свободны и не ограничены препятствиями и где мобильность весьма высока, они допускают более отчетливую дифференциацию. Для флота нормально собираться в порту. Оттуда он следует к стратегическому центру. Концентрация вокруг центра может быть очень далека от массирования, и финальное формирование массы не будет иметь сходства ни с одной из предыдущих стадий и будет выглядеть совершенно иначе.
Но, хотя флот и свободен от специфических «оков» армии, в море всегда присутствуют особые условия, которые ограничивают свободу передвижения. Один из их источников – защита торговли. Какое бы сильное давление ни оказывал военный план, побуждая к концентрации, необходимость защиты торговли всегда будет требовать рассеяния. Другой источник – особая свобода и секретность передвижений в море. В море нет дорог, которые ограничивают или обозначают наши линии перемещения, но оно и не выдает направления движения противника. Самые удаленные друг от друга и рассеянные по огромным пространствам точки следует иметь в виду как потенциальные цели противника. Если добавить к этому тот факт, что два или более флотов могут действовать совместно с находящимися на большом расстоянии базами, причем с большей уверенностью, чем это возможно для армий, становится очевидным, что многообразие комбинаций на море выше, чем на суше. Кстати, многообразие комбинаций находится в постоянном противоречии с центральным массированием.
Следовательно, пока вражеский флот разделен и потому сохраняет различные возможности концентрированных или спорадических действий, наше распределение будет выполняться в соответствии с необходимостью иметь дело с самыми разнообразными комбинациями и защитить множество целей. Поэтому концентрации должны быть как можно более открытыми и гибкими. История доказывает, что чем богаче наш опыт и увереннее владение военной ситуацией, тем более неплотной будет наша концентрация. Идея массирования, которое само по себе уже является достоинством, рождена в мирное время, а не на войне. Это значит, что в войне мы должны стремиться скорее уклониться, чем нанести поражение. Сторонники массирования защищаются, используя весьма благовидную концепцию о том, что их цель – нанесение сокрушительного поражения. Но это тоже идея мирного времени. Война уже давно доказала, что победы необходимо не только завоевать – их следует заслужить. На них нужно работать, выявляя смелые стратегические комбинации, которые, как правило, требуют по крайней мере видимого рассредоточения. Этого можно достичь только рискуя, причем самый большой и эффективный риск – разделение.
В результате длительного мира «концентрация» стала своего рода шибболетом и появилась тенденция рассматривать разделение флота как признак плохого командования. Критики утратили понимание доказанной прошлым опытом истины, что без разделения невозможны стратегические комбинации. Ведь они действительно основаны на разделении. Разделение плохо, лишь когда переходит пределы хорошо скомпонованного развертывания. Теоретически неверно помещать часть флота в позицию, из которой корабли не смогут вернуться к стратегическому центру при столкновении с превосходящей силой. Конечно, такие отступления невозможно точно предусмотреть: они всегда будут зависеть от опыта и находчивости противостоящих друг другу командиров, погодных условий, и риск все равно остается. Ничем не рискуя, редко можно совершить что-то выдающееся. Хороший командир – это человек, который может правильно оценить, до какой ширины развертывания он может довести концентрацию. Способность смело и уверенно вносить коррективы в соотношение между сплоченностью и размахом является высшим испытанием правильности суждения, которое во время военных действий заменяет стратегическую теорию.
В британской истории войны на море примеры неправильного разделения встречаются нечасто. Обычно приводят в пример случай, имевший место довольно давно. Это случилось в 1666 году во время Второй Англо-голландской войны. Монк
[19] и Руперт
[20] командовали главными силами флота, который с мобилизационных баз на Темзе и Спитхеде концентрировался в Даунсе. Они ждали, когда Де Рюйтер выйдет в море и окажется в положении, удобном для атаки, независимо от того, собирается ли он идти к Темзе или объединяться с французами. Неожиданно до британских командиров дошел слух, что эскадра из Тулона находится на пути к Английскому каналу, чтобы соединиться с голландцами. На основании этих ложных данных флот был разделен, и Руперт вернулся в Портсмут, чтобы прикрыть позицию, на случай, если именно Портсмут станет целью голландцев. Де Рюйтер сразу вышел в море, причем его силы многократно превосходили дивизион Монка. Однако Монк, воспользовавшись преимуществами туманной погоды, неожиданно атаковал его на якорной стоянке, причем атаковал решительно, веря в свое тактическое преимущество. А тем временем стала ясна реальная ситуация. Никакого французского флота не было, и Руперт был отозван. Он присоединился к Монку после того, как тот уже три дня сражался с Де Рюйтером. Кораблям Монка досталось изрядно, и они отошли на Темзу. Впоследствии сложилось всеобщее мнение, что только запоздалое прибытие Руперта спасло британцев от полного разгрома.
Стратегия в этом случае осуждается со всей решительностью, и именно на нее возлагается вся вина за неудачу. Считается, что Монк, который, будучи солдатом, доказал, что является одним из лучших стратегов своего времени, совершил грубую ошибку из-за элементарного невежества, незнания основных принципов. Предполагается, что он должен был собрать флот в одном месте. Но критики не понимают, что, по крайней мере, в то время это ничего не решило бы. Если бы флот в полном составе ожидал схватки с Де Рюйтером, вполне возможно, тот воздержался бы от выхода в море, а Портсмут и остров Уайт остались бы незащищенными от вероятного нападения французов. Если бы Монк двинул весь свой флот навстречу французам, он открыл бы Темзу для Де Рюйтера. Единственный способ обезопасить оба района от нападения – разделить флот, как в 1801 году сделал Нельсон на том же театре. Ни в одном из случаев разделение не было ошибкой – оно было необходимостью. Ошибкой в случае Монка и Руперта было то, что они увеличили радиус действия, не имея обеспечения для сохранения сплоченности. Между двумя дивизионами должна была поддерживаться крейсерская связь, и Монк не должен был ввязываться в сражения, не зная, что Руперт уже рядом. Так утверждали многие его вице-адмиралы. Они считали, что он не должен был вступать в бой, но он все же это сделал. Правильным, по принципу Кемпенфельта, было бы упорно следовать за Де Рюйтером, чтобы не дать ему действовать, и медленно отходить, увлекая за собой голландцев, до тех пор пока флот снова не объединится. Если бы Де Рюйтер отказался следовать за ним через проливы, все равно осталось бы много времени, чтобы собрать флот. Если бы Де Рюйтер последовал за Монком, ему можно было бы навязать бой в позиции, из которой не было бы спасения. Ошибка, по сути, была не стратегической, а тактической. Монк переоценил преимущества своей внезапной атаки и соотношение боевой мощи обоих флотов. Он считал, что сможет одержать победу один. Опасность разделения заключается в возможности быть застигнутым врасплох и вынужденным драться в крайне невыгодных условиях. Это никак не относилось к Монку. Он не был атакован внезапно и вполне мог уклониться от сражения, если бы захотел. Оценивать этот случай, используя единственный критерий – концентрацию, значит поддержать весьма сомнительный образ мыслей, осудивший другое, более известное разделение, происшедшее в период кризиса кампании 1805 года. О нем мы поговорим позже.
