Рассмотрим, например, альтернативу, в которой Австро-Венгрии удается быстро разгромить Сербию. С учетом условий местности и начертания дорожной сети это возможно только в двух версиях: (1) немедленное вступление в войну Болгарии или (2) сосредоточение на Сербском фронте значительных австрийских сил во главе с лучшими из генералов двуединой монархии.
Первая версия маловероятна. Конечно, Болгария, по крайней мере ее правящая элита, ненавидела Сербию. И именно то, что в Текущей Реальности она вступила в войну лишь 14 октября 1915 года, убедительно доказывает, что летом предыдущего года страна была совершенно неспособна воевать прежде всего по состоянию военного снаряжения. Понятно, что летом – осенью 1914 года Германия и тем более Австро-Венгрия решительно были не в состоянии помогать Болгарии военным снаряжением. Влияние руководства Антанты на решения сербского командования в 1914 году было намного слабее, чем осенью 1915 года. В этих условиях Сербия отреагировала бы на болгарские военные приготовления превентивным ударом, который имел бы все шансы на успех. Разумеется, организуя подобный контрудар, Сербия была бы вынуждена сдать австрийцам часть своей территории, в том числе и Белград, но разгром Болгарии привел бы к кризису на австро-сербском фронте, тем более серьезному, чем дальше продвинулись бы австрийцы в ходе предшествующих боев. В итоге к концу генерального сражения имеем примерно ту же линию фронта, что и в Текущей Реальности, плюс выведенную из войны Болгарию. Все это понимало и болгарское, и австрийское, и германское военное руководство, потому вступление Болгарии в войну и было отложено до удобного момента. Кроме того, заметим, что разгром Сербии Болгарией, а не Австро-Венгрией не решал политических проблем двуединой монархии.
Вторая версия была вполне возможна, ее «тень» витает над Текущей Реальностью в виде путешествия 2-й армии Бен-Ермолли «туда и обратно». Предположим, Конрад пошел на предельный риск и оставил 2-ю армию на Сербском фронте. Но для решительной победы – опять-таки с учетом характера местности и дорог – этого недостаточно. Нужно еще по крайней мере два корпуса и хороший командующий для собранных против Сербии сил. Взять эти два корпуса и этого «хорошего командующего» можно только с русского фронта и, по всей видимости, с левого фланга, то есть из армий Данкля или Ауффенберга (правый фланг после выделения 2-й армии на юг и так слишком слаб).
Но Галицийская битва была проиграна австрийцами и при гораздо лучшем соотношении сил Текущей Реальности. Нетрудно понять, что в этой версии поражение будет гораздо более тяжелым и быстрым: сомнительно, что удастся удержать Краков и Перемышль. А в этой ситуации, известной как Реальность Иванова, от положения на Сербском фронте уже вообще ничего не зависит. Соответственно, Конрад вполне обоснованно отказался от «сербского варианта». Рассмотрение его в качестве альтернативной версии истории бессмысленно, и к тому же данная «альтернатива» не является самостоятельной.
Во-вторых, Первая мировая война, несомненно, была классическим кризисом: «крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны…» (Ф. Энгельс). Вырождение сценарного пространства, то есть сокращение альтернативности, есть один из маркеров кризиса.
В-третьих, бедность альтернативных версий Первой мировой войны обусловлена особым характером событий 1914–1918 гг.:
Квантовый характер войны проявляется в том, что в войне всегда выбирается одно будущее из нескольких. Иными словами, в войне определяется судьба человека, общества, армии и государства.
В этом смысле война является ордалией цивилизаций, культур государств, социальных групп, конкретных людей.
Война отбрасывает тень на все слои Реальности: собственно – военный, политический, экономический, социальный (социопсихологический), психологический (личный).
Война может вестись ради военной победы, ради политического влияния, ради контроля над теми или иными экономически значимыми ресурсами, ради социального порядка – старого, нового или иного, ради справедливости.
Можно построить иерархию войн и их целей:
Первую Мировую войну принято считать войной за передел уже поделенного мира.
Такая задача, несомненно, стояла перед участниками и ими воспринималась, но ожесточенность войны и, равным образом, невозможность своевременно ее прекратить – даже тогда, когда уже возникла прямая и непосредственная угроза физическому выживанию вступивших в нее государств и народов
[139] – указывает на цивилизационные масштабы столкновения, на предельные и запредельные ставки.
В такого рода конфликтах бедность сценарного пространства связана с трудностями описания альтернативных цивилизационных моделей в языке существующих культур и цивилизаций. Кроме того, понятно, что даже весьма и весьма отличающиеся друг от друга версии чужой цивилизации неизбежно кажутся нам «на одно лицо».
Серьезный анализ Первой мировой войны, как столкновения цивилизаций, и ее альтернативных версий, как миров с иными целями и ценностями, структурными связями, понятием об Истине, дело будущего. Здесь мы ограничимся формальным рассмотрением альтернативных версий в том объеме, который необходим для понимания генерального сражения.
Мы рассмотрим сначала чисто военные альтернативы, затем попытаемся включить их в более широкий политический контекст.
Техника сценарного анализа
Техника сценирования было разработана Г. Каном (1967 год). «Ключевым понятием в сценировании, по Г. Кану, является долгосрочный «общий тренд» (multifold trend). (…) Экстраполяция тенденций в рамках существующих представлений и ожиданий, в логике «общего тренда» порождает так называемый «прогноз без неожиданностей» (surprize-free projection): базовый сценарий развития, который не содержит в себе ничего принципиально нового и удивительного, ничего, не вытекающего из представленных и поименованных тенденций. На основании этого сценария рисуется «стандартный мир» будущего. В дополнение к этому прогнозу разрабатывается несколько стандартных («канонических») вариаций, модулирующихся дополнительными возможностями развития; эти вариации образуют «альтернативные» варианты будущего. Совокупность всех альтернативных версий создает контекст, в который погружен базовый сценарий. «Канонические вариации» Г. Кана на тему Будущего включают в себя восемь вариантов развития мира. (…) Сценарий, согласно Герману Кану, это гипотетическая последовательность событий, конструируемая для привлечения внимания к изучению взаимных обусловленностей (причинностей, причинно-следственных связей) и к точкам принятия решений».
[140]
