Как же так, скажете вы, в органы поступало через осведомителей море, океан информации, а реальной жизни в них толком не знали. И будете правы. Что касается моря или даже океана информации. И будете не правы, одновременно, потому что никто эту информацию по-настоящему не обрабатывал, не анализировал и не оценивал. До 1980 года в Краснодарском управлении в штате информационно-аналитического подразделения состояло два сотрудника. Один офицер и один вольнонаемный. Однако анализом в их работе и не пахло. Майор Масякин готовил доклады Смородинскому и любил в связи с этим повторять: «Зарплата у меня майорская, а думать надо как генерал».
Примерно такое положение с аналитической работой было и в других управлениях, да и в Комитете в целом. Кроме этого сотрудники с «младых ногтей» приучались «отсеивать» информацию, которая могла не понравиться начальству в Москве — в Комитете госбезопасности и в ЦК КПСС. Например, одним из грандиозных хозяйственных проектов того времени была компания, инициированная Брежневым и Косыгиным, по превращению Кубани в рисовый регион. Однако уже в первые годы ее реализации от осведомителей из рисосеющих районов поступала информация о низком качестве такого риса, о приписках в урожайности и о страшно вредном экологическом воздействии гербицидов и удобрений на природу Кубани, и, особенно, Азовского моря. В связи с этим вспоминается одно оперативное совещание, которое проводил уже преемник Смородинского генерал Василевский.
Докладчик сообщил, что подполковник Харчиков, начальник одного из вновь созданных подразделений КГБ, в оперативной справке сообщает о негативных сторонах рисовой кампании. Василевский остановил докладчика и, найдя глазами в зале Харчикова, поднял его. При всем руководящем и оперативном составе преподал ему и другим урок на предмет того, что руководство управления назначило Харчикова начальником районного отделения не для сбора негативной, злопыхательской информации противников рисовой кампании, а для оперативного обеспечения чекистскими средствами важной хозяйственной задачи по увеличению производства риса. Такие «уроки» даром не проходят. Все, а в первую очередь карьеристы, поняли, какую информацию «по рису», да и в других случаях, ждет от них начальство.
А вот эпизод, характеризующий «качество» информации, подаваемой органами госбезопасности «наверх». В те годы, после каждого Пленума ЦК КПСС органы собирали так называемое «реагирование», то есть реакцию народа на решения Пленумов. Не помню, на какой Пленум собиралась реакция в тот раз, но помню хорошо, как некоторые сотрудники «собирали» эту информацию. Однажды я обсуждал дела с начальником отделения второго контрразведывательного отдела майором Крыловым. А надо заметить, что контрразведчики особенно не любили заниматься сбором информации о реагировании. Они считали такую работу делом «ОХРАНКИ» — ПЯТЫХ ПОРАЗДЕЛЕНИЙ. В это время раздался звонок внутреннего телефона. Крылов переговорил по телефону, положил трубку, грязно выругался и попросил у меня паузу для важного неотложного дела. Затем набрал по городскому телефону номер, с почтением поприветствовал поднявшего трубку корреспондента, успев сообщить мне, что звонит теще, и поинтересовался, была ли она сегодня во дворе и общалась ли с подружками. Получив утвердительный ответ, он спросил ее, что во дворе говорят о решениях только что прошедшего Пленума ЦК КПСС. Окончив разговор, смеясь, сообщил мне, что его теща и соседки Пленум одобряют, и он поэтому подаст наверх донесение о положительной реакции населения на решения Пленума. Случай частный, а говорит о качестве информации красноречиво.
Первый рабочий день в управлении был отмечен необычным событием. Назвать его рядовым никак нельзя. Не успел я расположиться за рабочим столом в новом для себя кабинете, как в дверь постучали. Я откликнулся. Дверь резко открылась и в кабинет зашел широколицый, сероглазый сотрудник.
— А вы чего не идете в зал заседаний, — заговорил он без приветствия, — там сейчас заместитель Андропова будет проводить совещание. Все должны быть. Да, забыл представиться, — спохватился он, — майор Борисов, ваш сосед. — При этом он широко улыбнулся и развел руки, как бы для объятия. До объятий, однако, дело не дошло.
В зале, большом и торжественном, почти все места были заняты. Отыскав свободные, мы с майором Борисовым уселись, и я стал оглядываться. Первые ряды перед возвышением, на котором стоял огромный стол с двумя рядами стульев, были заняты явно важными фигурами. Эта важность проявлялась в осанке и одежде. Борисов, как будто прочитав мои мысли, объяснил, что это руководители органов госбезопасности республик, краев, областей юга СССР. Над столом, на заднике сцены было два лозунга. Первый гласил, что «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться». Второй провозглашал основной этический, как позже я себе уяснил, постулат сотрудника госбезопасности о том, что «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Под первым стояла подпись — Ленин, под вторым — Дзержинский. Подумалось, наверно прав тот поэт, который провозгласил в свое время стихотворную формулу о бесконечности революции: «Есть у революции начало, нет у революции конца». При таком подходе защитникам революции безработица не грозит в принципе. Это радовало. А второй лозунг заставил меня невольно посмотреть на себя со стороны на предмет соответствия моей головы, сердца и рук чекистскому ремеслу. В результате стало немножко не по себе. С сердцем было проще. Пока жив, оно и должно быть горячим. А вот голова и руки показались не вполне холодной и чистыми. Вспомнился глупый побег из дома в Одессу подростком с романтической целью устроиться юнгой на пароход. Стало не по себе от мыслей о подарках и сувенирах, которые иногда принимали на предыдущей работе мои теперь чекистские руки. Успокоил себя тем, что денег и крупных подарков, несмотря на неоднократные предложения, не брал.
В самый пик моего самоанализа из боковой двери на сцене появились три, по виду, совсем важные персоны. Первым шел, как пояснил Борисов, заместитель председателя КГБ СССР Чебриков. Был он высоким, светловолосым, худощавым, лет шестидесяти. На крупном лице выделялся горбатый нос и очки в черной оправе. Такой себе орел славянской национальности.
За ним, чуть отступая, горделиво шествовал персонаж мне хорошо знакомый. Совсем недавно он своим решением связал мою судьбу с КГБ. Человек со сладкой фамилией — хозяин Кубани, первый секретарь крайкома партии Медунов. Его появление в управлении госбезопасности, как я понял позже, случалось нечасто. По традиции один раз в году он бывал обязательно — на подведении итогов работы за год. А потом, как сложится. Однако, участие в мероприятиях, на которые приезжали из Москвы руководители КГБ, было делом святым. Партия давно вышла из-под опеки органов госбезопасности, но в частном порядке «настучать» в Москву о проделках хозяина региона чекисты очень даже могли. Поэтому все партийные лидеры сверху донизу предпочитали с органами дружить. В свою очередь, руководители органов КГБ стремились к близости с партийными лидерами, так как для их карьеры такая близость была также крайне полезной. Партийные начальники, как правило, были людьми опытными, благоразумными и при контактах с чекистами старались не вникать в их «кухню». Участие в разных чекистских мероприятиях было для них что-то наподобие роли «свадебных» генералов. Во-первых, чтобы не чувствовать себя профаном в конкретные дела не лезли. Это же не сельское хозяйство или медицина, где все кажется понятным. Во-вторых, из принципа: меньше знаешь, спокойней спишь.
