Увидев Устюжанинова, предводитель отложил книгу в сторону и проговорил с неожиданно виноватой улыбкой:
– Вот, пытаюсь найти что-нибудь о Камчатке и прочесть… Нигде ничего нет.
Устюжанинов развел руки в стороны.
– Если бы я мог помочь – с удовольствием помог бы. Но…
– Садись! – Плантен указал пальцем на место напротив себя, где лежала мягкая, набитая птичьим пухом подушка.
Устюжанинов неторопливо уселся на подушку.
– Расскажи мне о твоей земле подробнее, – попросил Плантен. – И потом, неужели земля может иметь белый цвет, а? Такой земля не бывает ведь, – только камень. Да и земля не может превращаться в воду, как ты рассказывал. Это означает, что на Камчатке царствуют колдуны, вы находились в их власти, поэтому подняли мятеж и бежали…
– Не земля у нас белая, а снег, – начал терпеливо втолковывать Устюжанинов Плантену. – Снег белый.
– А чем снег отличается от земли? – спросил Плантен.
– Тем, что он, как дождь, падает с неба.
Плантен неверяще сощурился.
– Откуда он там берется? На небе нет земли.
– Земли нет, но снег есть.
– Не понимаю, – Плантен покрутил головой, он все больше и больше не верил Устюжанинову, Алешин рассказ не укладывался в голове потомка корсаров – предводителя племени буканьеров, в котором и белые люди были, и черные, и желтые, и мулаты с креолами. И вообще представители неведомого народа, с крупными лошадиными зубами, кривыми волосатыми ногами и маленькими раскосыми глазками – все были, словом, только камчадалов да коряков не было.
Минут сорок Устюжанинов рассказывал Плантену о своей родной земле, о том, что там происходит, о соболях и медведях, о ледовых панцирях, покрывающих на зиму тамошние моря, и рождественском снеге, мягком, как пух. Плантен больше не перебивал его, только слушал да изредка кивал.
Когда Алеша начал рассказывать о китах, подплывающих к камчатским берегам, Плантен, пораженный их размерами, не выдержал.
– Это же рыбы размером с дом! – воскликнул он удивленно. – Разве дом может плавать?
Устюжанинов с важным видом подтвердил:
– Да. Кит величиной с дом может очень хорошо плавать. И даже нырять.
Плантен поцецекал языком и некоторое время сидел молча, уставившись взглядом в тотемные доски. Над тотемными досками висела изящная антилопья головка с длинными, скрученными в спираль рогами – что-то он там видел, а вот что именно, понять было невозможно. Устюжанинов тоже ничего не говорил, молчал.
Вечером Плантен в честь гостей решил зажарить на вертеле быка-зебу. Зебу – быки и коровы, – существа медлительные, добродушные, с гладкой блестящей шкурой и доверчивыми мордами – ну будто безропотные буренки из какого-нибудь казачьего поселения, охраняющего лениво курящийся вулкан, – Устюжанинов видел зебу впервые, животные ему очень понравились.
Праздник получился красочным, шумным, жители деревни нарядились в лучшие свои одежды, на некоторых красовались пиратские костюмы, бывшие пираты приветствуя друг друга, приподнимали роскошные шляпы, украшенные серебряными черепами и скалили зубы. Били барабаны и играли дудочки. Праздник Устюжрнинову пришелся по душе. На Камчатке таких праздников не было никогда.
Сиави тоже веселился, и его можно было понять: вырвался из рабства, остался жив, обрел нового друга, впереди у него была встреча с отцом. Лицо у Сиави сияло. Впрочем, иногда он неожиданно замирал, глаза у него делались встревоженными, светлыми, в них возникал испуг – он боялся вновь очутиться в своем прошлом, голова непроизвольно, сама по себе вжималась в плечи, но потом испуг проходил и Сиави вновь преображался.
Когда вокруг жареного быка буканьеры затеяли некий воинственный танец и, размахивая своими кривыми саблями, стали горланить песню и одновременно молотить в бубен, Сиави наклонился к Устюжанинову, спросил озабоченно:
– Отчего у тебя такой печальный вид? Скучаешь по своей Камчатке?
Устюжанинов не стал скрывать, вздохнул сыро – в горле у него возникли слезы:
– Очень скучаю.
Сиави сочувственно покачал головой:
– Понимаю тебя, – потянулся к куску мяса, лежащему на широком глиняном блюде, подцепил его кончиком ножа. – Завтра утром мы поплывем в порт Дофин, а потом дальше – во владения моего отца, на землю, где живут бецимисарки.
Вообще-то для Устюжанинова это была приятная новость – ему надо было побыстрее очутиться на Иль-де-Франсе, среди своих, поесть вкусных русских лепешек, которые мастерски печет Агафья Андреанова и слабосольной макрели, приготовленной ее мужем, сыграть в шахматы при свете вечерней коптилки и услышать русскую речь.
– Значит, завтра утром? Я ничего не слышал об этом, – Устюжанинов приподнял одно плечо, хотел что-то сказать, но смолчал – слова были лишние.
– Это совершенно точно, Алиоша.
Сиави знал, что говорил. Утром была готова большая парусная лодка, в рундук, встроенный в корму, тщательно уложили провиант – копченое мясо, не портящееся на жаре, копченый козий сыр, лепешки, фрукты – два десятка крупных банановых гроздей, ананасы, манго, недозрелые авокадо – с расчетом, что они дозреют в пути, большие пресные яблоки, сильно отличающиеся от камчатских – на Камчатке яблоки тоже росли, невеликие, коричневые, очень кислые, их можно было только крошить в чай – для аромата, а с мадагаскарскими чай можно было пить – такие сладкие они были. В рундук поставили и несколько бутылей с питьевой водой.
Плантен разместил по местам и гостей и своих людей, осмотрел всех строгим оком и махнул разрешающе рукой:
– Можно плыть!
После этих слов перекрестился, – как заметил Устюжанинов, по-католически, слева направо.
За пояс у Плантена были засунуты двухствольные пистолеты, оба заряженные, Устюжанинов глянул на них и невольно поежился.
Вода за бортом лодки была оранжево-красной, необычной – ну ровно разведенная глина, деревня, которая только что находилась на виду, каждый домик был словно на ладони, исчезла: ее накрыл лес и будто бы проглотил, по обоим берегам реки тянулись густые, подрагивающие в утреннем мареве деревья.
Неожиданно из-за деревьев потянуло свежим ветром, воздух всколыхнулся, Устюжанинов понял – там океан и находится он не так уж и далеко.
До порта Дофин, расположенного на берегу залива Толонгар, надо было пройти миль двадцать пять (если по суше, то – ближе), затем нужно было плыть по воде до мыса Гасти, который находился уже на земле бецимисарков, там, прямо на берегу стояла их деревня Таматав…
– Поплыли со мною до Таматава, – предложил Сиави Устюжанинову, обхватил его рукой за плечо. – Поплыли, Алиоша!
Устюжанинов медленно покачал головой.
– Не могу, Сиави, понимаешь – не могу. Но мы еще встретимся, – он взял в свою руку руку Сиави, сжал ее, – обязательно встретимся. А сейчас я должен плыть на Иль-де-Франс… Вдруг уже вернулся Беневский и мои товарищи решили отправиться на Формозу без меня? Ты понимаешь, чем я рискую, Сиави?
