— Ты сегодня целый час на лестнице сидел, Пашка! Не мог ты, что ли, слазить на чердак? — с досадой воскликнул я.
— Не мог. На дворе все время кто-нибудь был. Заругались бы.
Он помолчал.
— Андрейка-канарейка! Знаешь что, полезли сейчас, — вдруг горячо заговорил он. — Ну, полезли. Будто мы кладоискатели. Как в «Томе Сойере», помнишь? Будет здорово интересно! Полезем?
Предложение было неожиданным и не особенно заманчивым. Лезть куда-то, когда на улице темно, холодно. Бр-р! И вообще я не считал темный чердак интересным местом для вечерних прогулок.
— Испугался, — сказал Павлик, посмотрев на меня.
— Ты не испугался, так иди один, — хмуро проговорил я.
— Один не могу. Нужно кому-то свечку держать. А ты боишься.
— Просто неохота.
Павлик задумался.
— Я полезу сейчас один, — вдруг спокойно сказал он. — Я думал, ты настоящий друг, но ошибся. Но ты не трус, ты просто еще маленький…
Он сказал слова, которые требовали немедленного опровержения. Но я все еще не решался. Павлик стал медленно одеваться, не глядя на меня.
— Полезем вместе, — проговорил я наконец.
— Правда? Одевайся!
Мы вышли на крыльцо. Воздух был колючим. Среди заснеженных веток тополя дрожали большие звезды.
— Идем, — сказал Павлик таинственным шепотом.
И вот я уже взбираюсь за ним по скрипучим перекладинам. Фигура Павлика исчезает в черном квадрате чердачного окна.
— Сюда, — слышу я шепот, тоже лезу в окно и натыкаюсь на спину Павлика. На дворе было темно, но здесь особая глухая темнота, будто тебе закрыли шапкой лицо. Вспыхивает спичка, Павлик зажигает огарок свечи и подает его мне. Темнота разлетелась от маленького огонька и затаилась по углам. Мы пробираемся вперед, перелазим через толстые балки. Мрак расступается перед нами и смыкается позади. Такая тишина, что я слышу дыхание Павлика. Но что это? В дальнем углу две светлые точки, словно чьи-то глаза. Сердце мое будто взрывается и колотится со скоростью автоматной очереди. Я замираю на месте и не отрываясь смотрю на светящиеся точки. Тьфу, черт! Это же отблески свечи на моих старых салазках, которые выбросили в прошлом году. Я с облегчением вздыхаю, пламя свечи колеблется, по низкой крыше чердака стремительно скользят огромные тени.
— Не отставай, — шепчет Павлик, — иди сюда. Вот он, сундук.
Сундук небольшой, обитый ржавыми железными полосками. Я смутно вспоминаю, что когда-то видел его в квартире Павлика. Крышка придавлена спинкой старой кровати, на которой одиноко блестит медный шарик. Мы осторожно отваливаем тяжелую спинку и беремся за крышку. Она открывается с глухим скрипом, и мне вспоминается сундук одноглазого капитана из «Острова сокровищ». Я капаю стеарином на край сундука и ставлю свечу. Внутри мы обнаруживаем старую настольную лампу с дырявым абажуром, сломанный штатив для фотоаппарата, чугунный пестик, связку журналов «Радио», какие-то тряпки. Павлик переворачивает все это барахло, ищет шкатулку. Находит ее он довольно быстро, словно знал заранее, где она лежит. Шкатулка маленькая, покрыта она облупившейся черной краской. Внутри что-то перекатывается, словно там целый десяток камешков. Я замираю, мне кажется, что мы нашли громадное сокровище. Шкатулка не открывается, заперта.
— Дома откроем, — говорит Павлик. — Идем.
В это время я замечаю в сундуке какую-то тетрадь и вытаскиваю ее. При свете огарка мы листаем страницы. Тетрадь исписана меньше, чем на одну треть. Павлик аккуратно вырывает исписанные листы и оставляет их в сундуке, а тетрадь сует за пазуху.
— Идем.
Я поворачиваюсь и случайно задеваю крышку. Сундук с визгом захлопывается. Свеча гаснет. Павлик не может найти в кармане спички.
— Идем так.
Натыкаясь на балки, я пробираюсь туда, где в окне блестит синяя звездочка. Павлик пыхтит где-то в стороне. Я тороплюсь, мне кажется, что кто-то крадется сзади. Вот и окно. Подгоняемый страхом, я зажмуриваюсь и прыгаю в снег. Ударяюсь коленом о что-то твердое. Слезы сами бегут из глаз. Павлик прыгает рядом.
— Не реви, — строгим шепотом говорит он. — Кто тебя заставлял прыгать? Соседи могут услышать, и нам влетит за то, что с огнем по чердаку лазали. Тогда не так заревешь.
Я сижу в снегу и, стараясь не всхлипывать, спрашиваю:
— Павлик, а сейчас я настоящий друг?
Чувствую, как руки Павлика обхватывают меня и помогают встать. Я слышу его голос:
— Сейчас конечно… Как на фронте…
Живой камень
Шкатулка не была заперта, просто она очень туго открывалась. Павлик открыл ее с помощью кухонного ножа и перевернул вверх дном. На стол высыпались какие-то винтики, моток проволоки, шахматный конь, две старинные копейки с орлами и, наконец, плоский камешек круглой формы.
Я схватил его и положил на ладонь. Камешек был белый с чуть заметным зеленовато-голубым отблеском. Павлик погладил его пальцем и сказал:
— Здорово его прибой отшлифовал.
Минут пять мы вертели его в руках, рассматривали со всех сторон, словно хотели отыскать на нем какие-то особые морские приметы.
— Павлик, а что мы с ним будем делать? — спросил я наконец.
— Ну… придумаем что-нибудь, — немного неуверенно отозвался он. — Какую-нибудь игру или еще что-нибудь. Ведь все-таки морской камешек… Только сначала печку затопим.
Павлик стал возиться с растопкой, а я сел на кровать. Камешек лежал у меня на ладони. «Обычная галька, — подумал я с разочарованием. — Летом в ручье, что течет в ближнем овраге, можно найти не один такой камень». Стало скучно. Что с того, если когда-то этот камешек валялся на каком-то пляже? Море сквозь него не увидишь.
Сердито загудела печка, застреляли сосновые дрова. Я встал и подошел к приоткрытой дверце. Мне захотелось рассмотреть камешек на свет. Присев перед огнем, я поднял камень на уровень глаза… и замер.
Камень оказался полупрозрачным, как матовое стекло, только по краю шла темная жилка. Он светился мягким голубоватым светом. От пляшущего в печи пламени пошла голубая рябь, словно мелкие волны бежали на светлый песок.
— Выключи свет, — сказал я Павлику. Он щелкнул выключателем.
— Смотри-ка, — я протянул ему камень.
— Вот это да, здорово, — прошептал Павлик, не отрывая глаза от светящегося камешка.
С минуту стояла тишина.
— А ты хныкал: что будем делать. Эх ты, Андрей-пырей. Мы сделаем перископ.
— А это что такое?
— Такой прибор на подводной лодке. Он для наблюдения за морем нужен… А тут, в камешке, будто морская вода, — добавил он тихо.
Я не возражал, хотя знал, что Павлик никогда не видел морскую воду.
— Знаешь, Андрейка, по-моему, этот камень волшебный.
